– Ну что вы опять, господин подпоручик. Ну нельзя же так. Вам после контузии вредно волноваться. А то снова кого-нибудь пристрелите. Надо же держать себя в руках… – И обращается к ополоумевшей от страха бандерше: – Вы, мадам, его лучше не злите, он легко из себя выходит… Давайте лучше пойдем в другую комнату, там стол со стульчиками есть, сядем спокойно, вы нам все расскажете, тетрадочку поможете прочитать… А то вон господин подпоручик опять сердиться начинает. Вставайте, пойдемте быстрее от греха подальше!..

Через пару минут ко мне на крыльцо выходит Валерий Антонович, чтобы составить компанию в перекуре.

– Все, поет птичка… А в вас, Денис Анатольевич, пропадает актер, талантливо сыграли, даже я на миг поверил!

Старушка, спустя некоторое время, снова попыталась хитрить, но после того, как, усевшись на подоконник, я стал демонстративно делать вид, что вычищаю ножом грязь из-под ногтей, решила не искушать судьбу и раскололась по самый копчик. В ходе «чистосердечного признания» мы узнали достаточно много интересного. И о том, как ее дэфочкам, как она говорила, ставилась задача во время «работы» выпытывать данные о частях, прибывших в Минск, и о том, насколько легко перейти линию фронта под видом беженца или сбежавшего из плена, но, самое главное, – она назвала адреса троих связанных с ней людей, занимавшихся тем же, используя профессию в качестве прикрытия. Так что сегодня нам предстоит найти приказчика галантерейного магазина купца Рассовского, точильщика ножей с Ляховского рынка, фотографа с Захарьевской и побеседовать с ними примерно в таком же духе. Но одна из записей в тетради заставила меня сильно огорчиться: тому, кто узнает местонахождение некоего подпоручика Дениса Анатольевича Гурова, полагается вознаграждение аж в целых двадцать тысяч марок. Или я плохо работаю, или в германском генштабе сидят очень жадные люди…

Всех троих взяли достаточно легко. Точильщика Анатоль попросил заточить шашки в эскадроне, пожаловавшись на то, что только-только прибыли с передовой, где рубали германцев в капусту, завтра смотр, а оселки подрастерялись. Бедолага, даже не подумав снять лапшу с ушей, очень обрадовался и взвинтил цену в два раза, что тут же было с улыбкой принято. Так что мышка, радостно виляя хвостиком, сама побежала в мышеловку за сыром.

Примерно с таким же настроением за ним последовал мелкий пухлый типчик с прилизанными волосами, работавший манагером в купеческой галантерее. Его приглашал я сам. Завалился в магазинчик, прикинулся фронтовым валенком, посетовал на дороговизну губернского города и предложил купить оптом новое солдатское бельишко, только что полученное со склада. Мол, надо отдохнуть по-человечески после окопов, а солдатики и старое еще постирают и попользуются. И лежит все рядом, в кузове авто, на котором ездил в цейхгауз. Так что надо только выйти и посмотреть. Что тот радостно и сделал, даже в кузов сам вскарабкался. Где ему тут же связали ручки, сунули в рот тряпку, валявшуюся рядом, и надели на голову заранее приготовленный мешок.

Фотографа взяли последним. Тоже без лишнего шума. Пока он пытался выплюнуть половинку от шторы, плотно забитую в качестве кляпа, и что-то вякнуть о незаконности наших действий, мы с Петром Ивановичем быстренько обшарили его лабораторию и секретер, где в якобы потайном отделении и был найден конвертик с интересными и живописными видами Минска и окрестностей. На обороте фотографий стояли карандашные пояснения типа «Штабъ Западнаго фронту», «Старыя казармы Минскаго гарнизону», «Мостъ через Свислочь», «Гарнизонныя склады» и названия прочих военных достопримечательностей. Разбираться решили на базе, поэтому провели с маэстро те же манипуляции, что и с приказчиком, и через пару минут уже катили в Комаровку, нежно придерживая сапогами две трепыхающиеся на колдобинах тушки, лежавшие на дне кузова.

Сразу по приезде стали прессовать всю троицу, но гаденыши, как один, отмазывались тем, что их оговорили, и умоляли передать их в руки правосудия. Фотограф даже попытался угрожать, упирая на свои многочисленные личные контакты с различным начальством. Мы с Ломовым в очередной раз пролистывали тетрадь и прикидывали варианты расшифровки, пока Валерий Антонович ездил к господам из губернского жандармского управления. Отсутствовал он недолго, где-то через час вернулся с молодым корнетом. Последний представился Михаилом Владимировичем Астафьевым и, улыбаясь, поблагодарил нас за то, что позволили оторваться от рутиннейшего занятия по перлюстрации писем. Пока он вникал в суть дела и беседовал с пойманными, мне в голову пришла интересная мысль. Коей я тут же поделился с начальством. После недолгого раздумья капитан Бойко вынес вердикт, что хуже от этого точно не будет, и разрешил маленько порезвиться.

Быстренько нахожу нескольких добровольцев, умеющих держать язык за зубами, озадачиваю их небольшими земляными работами, после чего выписываю увольнительную, прилагаю к ней несколько купюр и отправляю Егорку на барахолку и в мясную лавку. Затем предупреждаю Ганну, чтобы ни в коем случае не выпускала до отбоя малышню из дома. Пока все трудятся, выковыриваю из десятка нагановских патронов пули. Между прочим, удовольствие еще то!..

После того, как корнет отправился устанавливать наблюдение за квартирами, согласившись оставить подозреваемых до утра у нас, пригласил Валерия Антоновича и Петра Ивановича на генеральную репетицию и прогнал перед ними весь мини-спектакль. Зрители были впечатлены, шокированы, эпатированы… В общем, услышал в свой адрес много незнакомых слов, но тон был доброжелательным. Разве что Ломов, не зная о моем происхождении, слишком близко к сердцу принял увиденное действо в стиле незабываемых девяностых и смотрел как-то странно в мою сторону… Поверил, однако!..

На месте мы были вовремя. Ровно в семь вечера Чернов должен привести всю компанию на «вечернюю оправку» к отхожим ровикам. Идти сюда от «тюрьмы» примерно пять-семь минут… Так, актеры – по местам!.. Егорка, переодетый в потрепанную полукрестьянскую-полумастеровую одёжку, стоя в яме, медленно орудует лопатой, выкидывая песок наружу, и громко причитает:

– Ну, ваше благородие!.. Ну, не виноватый я!.. Оговорили меня!.. Не шпиён я, вот вам крест!.. Смилуйтесь, ваше благородие!.. Родителев старых пожалейте, один я у них!..

Рядом с угрюмо-невозмутимыми лицами стоят двое бойцов, типа конвой с винтовками на плечах. Ну, и сам хожу туда-сюда с папиросой во рту. Краем глаза вижу Чернова, ведущего задержанных к месту действия. Легкие сумерки, расстояние – метров пятнадцать. Должно получиться… «Не замечая» прибывших, подхожу к краю ямы:

– Хватит уже копать! Будешь признаваться или нет, сволочь?.. Последний раз спрашиваю!

– Ваше благородие!.. Не убивайте!.. Христом-богом молю!.. Не шпиён я!.. – Егорка неподражаем в своей роли.

Достаю из кобуры наган, прицеливаюсь и стреляю холостым. «Шпион» падает вниз и быстренько скручивается калачиком в ближнем углу ямы, издавая душераздирающие крики. Стреляю еще два раза, потом слышен только сухой щелчок курка.

– Черт! Забыл зарядить!.. Хрен с ним! Добейте его, чтобы не орал!

Бойцы спрыгивают в яму и, скинув винтовки, начинают вонзать штыки в песок. «Шпион» тем временем продолжает арию умирающего, вопя под каждый удар, не забывая при этом брызгать из бутылки свиной кровью на сапоги и винтовки… Наконец, он издает великолепный «предсмертный хрип»… Конвойные вылезают из могилы, один берет лопату и начинает ее закапывать, другой помогает ему, обрушивая землю вниз сапогом. Все это делают, стараясь не попасть на Егорку, скрючившегося в заранее отрытой «норе».