Он неторопливо пошел к двери легким шагом, не опасаясь ничего на свете. Заслонил своей огромной спиной весь проем. Дверь оказалась заперта. Лось дернул ручку, сбоку отлетел кусок филенки. Потом вошел и прикрыл за собой дверь.

Наступила тишина. Я смотрел на бармена. Бармен – на меня. Взгляд его стал задумчивым. Он протер стойку, вздохнул и опустил правую руку.

Я подскочил и перехватил ее. Рука была тонкой, хрупкой. Не выпуская руки, я улыбнулся ему:

– Что там у тебя, малыш?

Бармен навалился на мою руку, облизнул губы и ничего не ответил. Лоснящееся лицо его посерело.

– Это крутой человек, – сказал я. – И легко выходит из себя. Так на него действует выпивка. Он разыскивает женщину, которую знал раньше. Здесь было заведение для белых. Улавливаешь?

Бармен облизнул губы.

– Он долго пропадал, – сказал я. – Восемь лет. И похоже, не представляет, как это долго, хотя, мне думается, они показались ему вечностью. Улавливаешь?

– Я думал, вы с ним заодно, – протянул бармен.

– Пришлось составить ему компанию. Он задал мне внизу один вопрос, а потом потащил сюда. Я вижу его впервые. Но с такими лучше не ссориться. Что там у тебя?

– Обрез, – сказал бармен.

– Тсс. Это противозаконно, – прошептал я. – Слушай, будем действовать вместе. Есть еще что?

– Пистолет, – ответил бармен. – В сигарной коробке. Пусти руку.

– Отлично, – сказал я. – А теперь отойди в сторону. Спокойней. Хвататься за оружие повременим.

– Еще чего, – ощерился бармен, пытаясь вырваться. – Еще…

Он не договорил. Глаза его закатились. Голова дернулась.

Из-за двери позади игорного стола раздался гулкий отрывистый звук. Можно было подумать, что хлопнула дверь. Но я так не думал. Бармен тоже.

Он замер. Челюсть его отвисла. Я прислушался. Больше ни звука. Я торопливо бросился к входу за стойку. Прислушивался я слишком долго.

Дверь со стуком распахнулась, Лось Мэллой неторопливо, спокойно шагнул вперед и замер в уверенной позе, с широкой усмешкой на бледном лице.

Армейский кольт сорок пятого калибра в его ручище казался детской игрушкой.

– Без фокусов, – лениво предупредил он. – Руки на стойку.

Бармен и я положили руки на стойку.

Лось Мэллой окинул взглядом зал и молча направился к нам, усмешка его была напряженной, застывшей. Даже в своем наряде он походил на человека, способного ограбить банк в одиночку.

– Подними лапы, черномазый, – негромко сказал он, подойдя к стойке.

Бармен задрал руки. Гигант подошел ко мне и старательно ощупал меня левой рукой. Дыхание гиганта обжигало мне шею. Потом я перестал его ощущать.

– Мистер Монтгомери тоже не знал, где Вельма, – сказал гигант. – И хотел объясниться со мной – при помощи этой штуки.

Он похлопал по пистолету твердой ладонью. Я неторопливо обернулся и взглянул на него.

– Да, – сказал гигант. – Ты меня опознаешь. Ты меня не забудешь, приятель. Только скажи ищейкам, что главное – это осторожность.

И поиграл пистолетом.

– Ну пока, хлюпики. Я пошел на трамвай. – И направился к лестнице.

– Ты не расплатился за выпивку, – сказал я.

Гигант остановился и пристально поглядел на меня:

– Может, ты и прав, но лучше не настаивай.

Потом вышел, и было слышно, как он затопал вниз по лестнице.

Бармен нагнулся. Я бросился за стойку и оттолкнул его. Под стойкой на полке лежал прикрытый полотенцем дробовик с укороченным стволом. А рядом коробка из-под сигар, в ней оказался автоматический пистолет тридцать восьмого калибра. Я забрал и пистолет, и обрез. Бармен прижался спиной к посудной полке.

Выйдя из-за стойки, я направился к распахнутой двери за игорным столом. Там был едва освещенный коридор в форме буквы Г. На полу валялся без сознания вышибала с ножом в руке. Я нагнулся, взял нож из вялой руки и швырнул на черную лестницу. Дышал вышибала прерывисто.

Переступив через него, я открыл дверь с черной облупленной надписью «Контора».

У окна, наполовину заколоченного досками, стоял небольшой обшарпанный стол. За столом сидел человек, торс его был совершенно прямой. Спинка стула доходила до основания шеи, сложенной пополам, словно платок или дверная петля. Голова была запрокинута так, что нос указывал на заколоченное окно.

Правый ящик стола был выдвинут. В нем лежала газета со следами смазки. Пистолет, наверное, появился оттуда. Возможно, при зарождении эта идея казалась удачной, но положение головы мистера Монтгомери доказывало ее порочность.

На столе стоял телефон. Я положил обрез и, прежде чем звонить в полицию, пошел и запер дверь.

Так я чувствовал себя в большей безопасности, и мистер Монтгомери, похоже, ничего не имел против.

Когда парни из патрульной машины затопали по лестнице, вышибала и бармен куда-то скрылись, оставив заведение на меня.

Дело это поручили Налти, узколицему брюзге с длинными желтыми пальцами; говоря со мной, он почти все время держал их сплетенными на колене. Это был прикрепленный к 77-му участку лейтенант сыскной полиции, беседовали мы с ним в голой комнатушке, у стен друг против друга стояли два маленьких столика, разойтись вдвоем между ними не удалось бы. На полу был грязно-бурый линолеум, в воздухе стоял запах сигарных окурков. Рубашка Налти была заношена до дыр, обшлага пиджака он завернул вовнутрь. Судя по его затрапезному виду, он был честен, но вряд ли пригоден для розысков Лося Мэллоя.

Налти зажег недокуренную сигару, швырнул спичку на пол, где их валялась уже целая куча, и недовольно произнес:

– Черномазые. Опять убийство черномазого. Я прослужил восемнадцать лет в этом управлении, черт бы его побрал, и вот чем занимаюсь. Ни снимка тебе в газете, ни статейки, ни хотя бы четырех строк в разделе объявлений.

Я промолчал. Налти взял мою визитную карточку, повторно ознакомился с ней и бросил на стол.

– Филип Марло. Частный детектив. Из этой публики, значит. Черт, вид у тебя довольно внушительный. Что ты делал все это время?

– Какое?

– Пока Мэллой свертывал шею тому негритосу?

– Находился в другой комнате, – ответил я. – Мэллой не предупредил меня, что намерен сломать кому-то шею.

– Смейся надо мной, – с горечью произнес Налти. – Ну смейся же. Надо мной все потешаются. Одним больше – не все ли равно? Бедный старина Налти. Каждый старается отпустить по его адресу парочку острот. Вечная мишень для насмешек.

– Смеяться ни над кем не собираюсь, – сказал я. – Говорю вам правду – я был в другой комнате.