Одновременно с представителем Ставки ВГК свои соображения о характере возможных действий противника в ближайшее время представили также командующие фронтами. Командующий Центральным фронтом генерал К. К. Рокоссовский, отмечая необходимость ликвидации орловской группировки немцев, тем не менее считал, что в ближайшем будущем надо было позаботиться не только о наступлении, но и о создании крепкой противотанковой обороны, как в полосе Центрального и Воронежского фронтов, так и на тыловых рубежах. Такое мнение он высказал прибывшим в апреле на фронт членам ГКО Г. М. Маленкову и заместителю начальника Генерального штаба А. И. Антонову. Более «воинственно» был настроен командующий Воронежским фронтом генерал армии Н. Ф. Ватутин, который, отдавая дань идее преднамеренной обороны, в то же время предлагал в случае пассивного поведения противника не ждать и перейти в наступление первыми. В Ставку был отправлен план операции по окружению и уничтожению белгородско-харьковской группировки немецко-фашистских войск совместно с частями Юго-Западного фронта. Взвесив все «за» и «против» и памятуя о катастрофе, постигшей части Красной Армии в мае предыдущего года, Верховный Главнокомандующий счел более рациональным прислушаться к мнению Г. К. Жукова и К. К. Рокоссовского, временно отказавшись от активных наступательных действий и сделав ставку на преднамеренную оборону.

Отметим, что, несмотря на принятое решение, сомнения в его правильности не оставляли Сталина вплоть до начала немецкого наступления. Как отмечал в своих мемуарах бывший командующий Авиацией дальнего действия А. Е. Голованов: «Укоренилось мнение, что оборонительные действия на Курской дуге были заранее предусмотрены, и они рассматриваются сейчас, как само собой разумеющееся. В действительности события протекали по-иному. Именно здесь, на Курской дуге, было решено нашим Верховным Главнокомандованием продолжить дальнейшие наступательные действия. В свою очередь, именно здесь Гитлер намеревался развернуть успешную кампанию 1943 года. Советским командованием действительно был разгадан замысел противника, но не так-то просто было подготовку наступления переключить на организацию глубоко эшелонированной обороны, выиграть время и заставить немцев начать наступление первыми. Это был напряженнейший отрезок времени, когда шла борьба двух мнений — наступать или продолжать обороняться. Уже в непосредственной близости начала немецкого наступления не снимался с повестки дня вопрос об упреждающем наступлении наших войск»[8].

Начиная с апреля месяца в полосе Воронежского и Центрального фронтов начали проводиться масштабные работы по совершенствованию обороны, строившейся в первую очередь как противотанковая. Ее основу составляли так называемые противотанковые районы, организуемые вокруг сильно укрепленных опорных пунктов. Глубина обороны на наиболее угрожаемых участках достигала 30–35 километров. При этом широко использовались инженерные заграждения и минные поля, тщательно организовывалась система огня противотанковой артиллерии.

Каждый из фронтов получил резервы в виде танковой армии и нескольких танковых корпусов. Так, в состав Центрального фронта вошла 2-я танковая армия генерал-лейтенанта А. Г. Родина, а также 9-й и 19-й танковые корпуса. В то же время 1-я танковая армия генерал-лейтенанта М. Е. Катукова, 2-й и 5-й гвардейские танковые корпуса усилили части Воронежского фронта. Располагаясь во втором эшелоне, эти крупные танковые объединения и соединения позволяли командованию фронтов не только оперативно блокировать возможные вклинения противника, но также самим наносить мощные контрудары. Кроме всех этих приготовлений, в тылу объединений К. К. Рокоссовского и Н. Ф. Ватутина был образован Степной округ под командованием генерал-полковника И. С. Конева, служивший дополнительным резервом в случае непредвиденного развития ситуации. Итоги подготовки к Курской битве впечатляли — к началу июля на фронте в 550 км (13 % общей протяженности советско-германского фронта) советской стороной было сосредоточено с учетом стратегических резервов около 28 % военнослужащих, 24 % орудий и минометов, свыше 46 % танков действующей армии[9].

Придавая решающее значение летней кампании 1943 года, СССР и Германия сконцентрировали в районе Курской дуги мощные авиационные группировки, боевой и численный состав которых как нельзя лучше характеризовал рост авиапромышленного производства и изменения в организационной структуре этого рода вооруженных сил. К началу июля почти 2800 советским самолетам, составлявшим свыше 33 % всей авиации, находившейся на фронте, немецкое командование смогло противопоставить около 1800 самолетов из состава 6-го и 4-го воздушных флотов, что в свою очередь равнялось приблизительно 80 % от численности люфтваффе на Востоке.

К концу второго квартала 1943 года обе противоборствующие стороны подошли с устойчиво возраставшим темпом выпуска авиатехники. Если цеха советских заводов ежемесячно покидало свыше 2900 самолетов, то для немецких этот показатель составлял величину около 2000 машин. Приблизительно 80 % из числа выпускаемых самолетов являлись боевыми, что в значительной степени позволяло укрепить состав фронтовой авиации, интенсивно формируя новые соединения. Впервые с начала Второй мировой войны численный состав люфтваффе преодолел отметку в 7000 самолетов. По сравнению с мартом, когда немецкая авиация насчитывала 6434 самолета, их количество в конце июня составило уже 7089 машин (в это число не входят самолеты, находившиеся в резервных частях)[10].

Не стоит, однако, забывать, что если практически весь выпуск авиационной техники в СССР предназначался для советско-германского фронта, то Германия, ведущая борьбу на нескольких театрах боевых действий, вынуждена была направлять значительную часть вновь выпущенных машин для пополнения и формирования частей люфтваффе, противостоящих англо-американским союзникам в небе Западной Европы и Средиземноморья. При этом состав немецкой авиации на Востоке по сравнению с летом предыдущего года заметно сократился.

В первую очередь это касалось истребительной авиации. Начиная с осени 1942 года до июня 1943 года в Западную Европу и Африку убыло по меньшей мере 6 групп истребителей: I/JG3, II/JG51, I/JG53, III/JG54, II и III/JG77. Последними, в июне, после четырехмесячной «командировки», в Рейх вернулись экипажи I/JG26. Значительный отток сил с Восточного фронта наблюдался и в бомбардировочной авиации. Уже в конце октября — середине ноября 1942 года были переброшены в район Средиземноморья эскадра KG76 и группа II/KG54. С декабря 1942-го по май 1943 года было отведено еще 3 бомбардировочные группы (I и II/KG1, I/KG51). Кроме того, в период проведения операции «Цитадель» группы III/KG3, I/KG4 и I/KG55 находились в тыловых районах на плановом отдыхе, в результате чего их эскадры участвовали в боях силами двух групп каждая. Несмотря на переброску значительных сил с Восточного фронта, группировка люфтваффе к июню 1943 года насчитывала здесь свыше 2000 боевых самолетов, превосходя по количественному показателю любое из объединений в ПВО Рейха, Средиземноморье или Скандинавии.