— Пока, — кивнул я.

И больше ничего не добавил.

Не спросил: тот же у неё номер телефона? Не узнал: может, позвонить, встретимся, поболтаем?

Не смог.

Потому что знал: она даст номер.

А я буду звонить. И снова все испорчу. И опять будет больно.

Не стоит и начинать.

Но, снова оказавшись в отделе детских товаров, вдруг понял, что тороплюсь.

Что с какой-то отчаянной надеждой, что она ещё не уехала, выбежал на улицу, не забрав ни чек, ни сдачу. Что тщетно всматриваюсь в ряды припаркованных машин, разыскивая белый джип, на котором она раньше ездила.

Дурак!

— Пап, ты дома? — открыл я дверь своим ключом. — Это мы.

— А где же мне ещё быть, — вытирая мокрые руки полотенцем, мой старик вышел из кухни. Забросил лоскут вафельной ткани на плечо.

За ним притрусил большой лохматый пёс. Покрутил носом. Понюхал мои ботинки. И сел, не сводя глаз со Стефании.

— Ну вы и ходите, скажу я вам. Как черепахи. Уже и ужин остыл. Да, Стенька? — протянул отец руки. — Ну, иди к деду.

— Да что-то народу было сегодня как никогда, — отвернулся я к вешалке, пряча от него глаза. Разулся, снял куртку.

— Это всё что ли? — скептически оценил отец купленную упаковку и покачал головой. — Вот пошлёшь дурака за подгузниками, он одни подгузники и купит.

Я виновато пожал плечами.

Батя хмыкнул, доставая мелкую из комбинезона.

— Ладно. Руки мой, да ужинать пошли. Я как знал, что про хлеб ты и не вспомнишь, сам сбегал в ларёк. Собакина даже с собой не брал, — проводил он глазами пса, что носил гордую кличку Командор Собакин, или просто Командор, на кухню. — Вечером с ним подольше погуляю. Он что-то беспокойный какой-то сегодня. Всё метался, места себе не находил, пока вы ходили. А как пришли, затих. У тебя всё в порядке, Рим?

— У меня — да, — отозвался я из ванной. — А вот у Конфетки, кажется, авария.

— Да эту аварию даже мой нос чует, — отозвался дед. — Эту аварию мы сейчас исправим. Подгузники-то у нас теперь есть, ешь не хочу. Да, Стенька?

Пока я переодевался, он менял подгузник, и как обычно при этом действе напевал:

— На переднем Стенька Разин… Обнявшись, сидит с княжной… Свадьбу новую справляет… Он, весёлый и хмельной…

стёпа брось ещё раз

говорит княжна

мне нужна на селфи

ровная спина

— Полина не звонила? — спросил я за столом.

Спросил, как спрашивал каждый день третий месяц. С того дня как под Новый год моя жена уехала в другой город помочь маме, сломавшей лодыжку и… не вернулась.

Спрашивал машинально. По привычке. Уже не испытывая ничего.

— Не звонила, — неизменно отвечал отец. И сейчас, покачивая головой в такт чмокающей соской бутылочки со смесью Стафании, ответил так же. — А тебе?

— И мне не звонила, — склонился я над тарелкой, но думал совсем не про жену, когда отец добавил громкость телевизора.

— Ты посмотри, что творится, — качнул батя головой. — Весь день сегодня крутят. Опять девчонка пропала. Поссорилась с родителями. Телефон те у неё забрали, решили слишком много она в нём сидит. Зрение село. Учиться стала плохо. А та выскочила из дома сгоряча. Вчера вечером. Да так и не вернулась. Родители её всю ночь по подружкам разыскивали. С утра в полицию позвонили. Волосы на голове рвут, что без телефона ушла. Сейчас бы хоть сим-карту запеленговали. Но ушла ни с чем. Мелочь, может, какая в карманах была. И как в воду канула.

— А сколько лет? — смотрел я на фото девочки, что показывали на экране.

— Тринадцать. Тебе диспетчер не звонил?

— Звонил. На завтра собирают всех — девочку искать. — Наша маленькая волонтёрская бригада по спасению животных была в числе тех, кто всегда участвовал в таких мероприятиях. — Если за ночь не найдут, будем весь день не котят из подвалов доставать, а местность прочёсывать.

Пёс положил косматую голову на мои колени.

— Тебя, прости, не возьмём, лохматый, — потрепал я его за ухом. — На новой Лёхиной машине поедем. Тебе в ней кататься пока нельзя. Вот позамызгает её дядя доктор, наиграется, чехлы купит, тогда и тебе добро пожаловать, Комондоро.

— Да уж, командор, так командор, — скептически посмотрел отец на грязно-серую собачью шесть жгутами.

На самом деле пёс был не комАндор, а комОндор. Порода такая — комондор. Редкая. Пастушья. Так сказал Рейман, Аркадий Рейман, ветеринар из нашей волонтёрской бригады. Необычная шерсть, что не выпадает, как у других собак, а сама скручивается жгутами, у них от природы. Так они среди стада овец маскируются — гривой с дредами.

— Овчар наш, венгерский.

Так иначе называлась порода — венгерская овчарка.

Я отпустил Собакина, и тот лёг у ног.

— Двортерьерский, — хмыкнул отец и снова повернулся к телевизору. — А ты свою машину когда заберёшь с ремонта?

— Завтра после обеда будет готова.

— Кирилл-то звонил? Это ж по его профилю, — кивнул отец на экран, — пропавшая девчонка.

— По его, — тяжело вздохнул я. — Звонил. Выясняют обстоятельства.

— Это что же, уже третий случай выходит, если не найдут?

Я кивнул.

— Будем надеяться, что найдут.

— А Кирилл Евгеньевич, я вижу, настроен на худшее, — сделал он правильный вывод по моему лицу. — Иллюзий не питает.

— На худшее. Менты они вообще люди реалистичные, работа у них такая, — поднял я голову, читая в телевизоре описание. Про красный пуховик и белую шапку с меховым помпоном, что были на девочке. — Первая девочка пропала в прошлом году по весне, — напоминал я вслух. — В марте, как сейчас. Но та была постарше. Выпускной класс, лет семнадцать. Вторая, пятнадцатилетняя, исчезла в октябре. Как раз выпал первый снег. Думали, потеплеет ещё, растает, найдут. Не нашли. А эта совсем малышка. Тринадцать, — тяжело вздохнул я и нахмурился.

— Ох, а сегодня в ночь, ты слышал, какой снег передают? — покачал головой отец, осторожно забирая бутылочку у сладко засопевшей Конфетки. — Словно зима вернулась. МЧС предупреждает: снегопад, ветер, метель.

Хреново, невольно подумал я.

И это только добавило тревоги.

Поздним вечером я всё ворочался в кровати. Сон не шёл.

Слышал, как ушли гулять отец с Командором.

Слышал, как вернулись.

Видел, как за окном повалил обещанный снег.

Как поднялся ветер, немилосердно бросая его порывами в стекло.