– Я понял, – перебил Лев лейтенанта. – А как она сейчас?

– Немного лучше. Ей вкололи успокоительное. Она… в спальне.

– Мы поговорим с ней, – решительно заявил сыщик. – Я и полковник Крячко.

– А я, Лев Иванович? – негромко осведомился медэксперт. – Я могу пока быть свободен? Отпустишь старика? Сегодня много говорили за сильные магнитные бури, и мне таки было бы спокойнее, находись я поближе к дому. Да и пищу мне велено принимать строго по расписанию. Любое отклонение от нормы… В моем-то возрасте, Лев Иванович.

Гуров открыто улыбнулся старику:

– Конечно, Самуил Маркович, можете ехать. Но я жду от вас официального заключения сразу же, как только оно будет готово.

– Всенепременно, Лев Иванович. Всенепременно.

Эксперт подхватил с пола саквояж и все той же шаркающей походкой направился к выходу. Крячко проводил старика взглядом и, осторожно дернув Гурова за рукав, негромко спросил:

– Можно я тоже отлучусь, Лева? Ненадолго? Чего тут вдвоем делать, в самом деле? Картина-то ясная. Банальный суицид.

– А в чем дело, Стас? У тебя тоже пища по расписанию? Или опасаешься магнитных бурь?

– Не. У меня все сложнее, Лева. – Крячко оставался серьезным, совершенно не обратив внимания на иронию напарника. – Проблемы личного характера. Ты ведь знаешь, последнее время я делаю все возможное, чтобы поставить личную жизнь на нужные рельсы, а тут… – Он вынужден был умолкнуть, наткнувшись на холодный взгляд напарника, потом откашлялся и так же осторожно добавил: – Можно мне хотя бы позвонить?

– Нет! – Гуров остался непреклонен. – Отложим твои проблемы на некоторое время. Чуть позже я тебя выслушаю. Обещаю… А теперь пошли.

– Как скажешь, – буркнул себе под нос Станислав и тихо процедил: – Тиран!

Оба сыщика двинулись в смежную комнату, оставив лейтенанта в гостиной.

Елизавета Куприянова, ссутулившись, сидела в кресле на фоне окна и даже не подняла глаза на вошедших. Обе ее руки были пропущены между колен. Длинные седые волосы растрепаны, красный махровый халат немного съехал на сторону, обнажив часть острого сухощавого плеча. Женщина-врач методично и неторопливо складывала медикаменты в рабочий чемоданчик, склонившись над разобранной постелью.

– Мне вас оставить? – повернула она к ним голову.

– Как вам угодно, – ответил Лев. – Вы нам не помешаете.

Взяв стул, он поставил его напротив Куприяновой и сел. Крячко занял место на краешке кровати.

– Елизавета Андреевна… Вы сможете ответить на пару наших вопросов? Мы из уголовного розыска…

– Из розыска?.. Почему? У нас что-то пропало?

– Нет. Думаю, нет. – Гуров предпринял попытку ободряюще улыбнуться, но женщина никак не отреагировала. – Мы хотели поговорить с вами о вашем муже, Елизавета Андреевна…

– Ах да! О Вите… – По правой щеке Куприяновой покатилась сиротливая слеза, на мгновение зависла на подбородке, а затем, сорвавшись, упала на пол. – То, что он сделал, – ужасно! Ужасно и непростительно… Такой грех!.. Зачем он так?

– Именно это мы и пытаемся выяснить.

– С ним все будет в порядке?

– С кем?

– С Витей… Вы говорили с ним? Как он?.. Он ведь будет в порядке? Верно?

Крячко посмотрел на врача и, встретившись с ней глазами, спросил:

– Что вы ей вкололи? Это, типа, не перебор?

– Нет, – захлопнув чемоданчик и сочувственно окинув взглядом Куприянову, покачала головой врач. – Мы дали ей только успокоительное. В пределах нормы. А ее нынешняя реакция – это не более чем шок. Он пройдет. Конечно, потребуется какое-то время, но пройдет. Мы приняли решение поместить Елизавету Андреевну в стационар. Оставлять ее сейчас без присмотра опасно. Действие препаратов не продлится вечно, так что понаблюдать будет нелишним. Мы заберем ее сразу же, как вы закончите.

Гуров протянул руку и ласково тронул женщину за локоть. На его прикосновение она никак не отреагировала, продолжая молча смотреть в одну точку.

– Елизавета Андреевна, скажите, вы не замечали ничего странного в поведении вашего мужа в последнее время? Может быть, он был чем-то встревожен или обеспокоен…

– Мы ничего от нее не добьемся, Лева, – покачал головой Крячко. – Во всяком случае, не сейчас.

Но Куприянова удивила и его, и его напарника. Она вздрогнула, и в ее глазах вдруг появилось осмысленное выражение.

– Вы правы, – заговорила она, – я замечала… Не заметить было просто нельзя… Я ведь знаю Витю как облупленного. Мы ведь без малого пятьдесят лет вместе. В апреле следующего года будет юбилей. Витя хочет отметить его по-особенному. Без друзей, без родственников… Только мы вдвоем. Так он сказал. Я не знаю, что он задумал… – Тонкие губы Елизаветы Андреевны тронула легкая грустная улыбка. – Можете спросить его, если хотите, но он не скажет. Задумал какой-то сюрприз, я уверена… А уж если он задумал сюрприз, то подробности из него клещами не вытащишь. Будет только молчать и загадочно улыбаться. Уж я-то знаю…

– А что вы заметили в последнее время, Елизавета Андреевна? – напомнил Гуров. – Вы сказали, что что-то заметили. И ведь это не связано с предстоящим юбилеем?

– Нет. Витя был расстроен. Очень расстроен. И ко мне это не имело никакого отношения.

– А с чем это было связано?

– Не знаю. Об этом он тоже не говорит. Он всегда все держит в себе. Такая натура… Но я же не слепая… Позавчера, например, он вообще не поехал на работу. Для Вити – это нонсенс. Но он не поехал… Целый день провел у себя в кабинете. Ходил из угла в угол, звонил кому-то, даже ругался… Я слышала. Не то, что он говорил, а его интонацию. А потом… Потом всю ночь не спал. Пил лекарства. От сердца. Выпил их больше обычного. Я очень волновалась, спрашивала его, в чем дело, но он упорно молчал. Не то чтобы он не доверял мне… Не думаю. Скорее не хотел беспокоить… Я думала, что он и на следующий день не поедет на работу. Вчера… После такой бессонной ночи, и вообще… Но все произошло совсем наоборот. И мне кажется, это первый случай в жизни, когда я не смогла угадать его настроение. Он уехал на работу с самого утра. И провел там весь день. Ни разу не позвонив мне, кстати… Такого тоже прежде не случалось… А когда вернулся… Отказался от ужина и сразу заперся в кабинете. Я звала его, но он попросил оставить его одного.

Раз Витя хотел побыть один, я отнеслась к этому с пониманием… И не стала больше его беспокоить. К кабинету не подходила, рано легла спать, а утром… – Женщина запнулась, и по щеке вновь покатилась одинокая слеза. Тонкие губы слегка задрожали.

– С какого телефона он звонил и ругался, Елизавета Андреевна? – поспешил направить воспоминания вдовы в иное русло Лев. – С городского? Или с мобильного?

– С мобильного. В Витином кабинете нет стационарного аппарата.

Гуров обернулся к напарнику и коротко кивнул. Крячко понял его без слов. Поднявшись с кровати, он покинул спальню и прошел в кабинет покойного Куприянова. Лейтенант, бестолково топтавшийся в гостиной, тенью проследовал за полковником. На пороге комнаты Станислав невольно остановился. Тело Виктора Петровича все еще болталось по центру комнаты. Лицо мертвеца посинело. Брюки, лишенные ремня, сползли ниже колен, обнажив семейные трусы с розочками. В распахнутую настежь форточку со свистом врывался холодный ветер.