направил свои ладони к этим прядям и принялся вытягивать их из спины и из общего кокона, дымки, окружавшей тело Гартэна. Когда Анлуинн принялся за пряди, Гартэн несколько раз болезненно охнул и дёрнулся.

— Терпите, — услышал Анлуинн раздавшийся где-то вдалеке, практически в другом мире, голос матери. — Не мешайте ему делать свою работу.

— Потерплю… потерплю… — простонал, явно испытывая чудовищную боль, Гартэн. По его голосу казалось, что мужчина на грани слёз.

Тёмные пряди дымки продолжали вытягиваться из спины и светового кокона Гартэна, скапливаясь в ладонях Анлуинна, закручиваясь вокруг них, как нити вокруг катушки.

Когда все, или почти все, пряди были вытянуты, другая сила, светлая и исцеляющая, потекла от ладоней Анлуинна в поясницу Гартэна, заполняя пустоты, оставленные в коконе вытянутыми тёмными прядями. Исцеляющая сила Анлуинна смешалась с дымкой Гартэна, растеклась по ней, распределилась равномерно вокруг всей поясницы, будто намазанная целебная мазь. Дядя Гартэн облегчённо вздохнул.

Большую часть этого процесса он делал неосознанно, Анлуинн не контролировал всё до мельчайших деталей. Он и не знал, как всё это делается и должно делаться. Он просто интуитивно чувствовал, что должен делать так или эдак. Некий инстинкт вёл его, энергетика тела работала сама, он лишь позволял ей это делать.

Он ещё мало — да почти ничего! — не знал о своих способностях и умениях, он никогда не изучал ничего на эту тему, да и негде было. Он знал лишь, что всё это, его талант, его способность — называется «Магия». Draiokh. И сам он — Маг, «Draigon». А эта жизненная сила, дымка, с которой он взаимодействует, называется «Beathar Esswarta».

«Операция» закончилась. Анлуинн вновь начал дышать нормально, мир вернулся в норму, все вокруг ожили, материя вокруг задышала. Анлуинн отошёл к дальнему углу, повернулся к нему, а затем стряхнул тёмную больную дымку со своих ладоней. Он тщательно-тщательно потряс ладонями, освобождая их от самых малейших остатков тёмной дымки.

— Вот и всё, — с улыбкой сказал Анлуинн, повернувшись к изумлённой толпе, стоявшей в дверях.

— Гартэнушка, ты как? — спросила полная женщина.

— Ох! — прокряхтел Гартэн и поднялся.

На его лице можно было видеть потрясение.

Он легко, без чьей-либо помощи, принял сидячее положение, удивлённо уставился в пространство. Было видно, он прислушивается к ощущениям в теле, ожидает, не появится ли вдруг очередная вспышка боли.

Мгновение, ещё одно, ещё — но боль не приходила. Гартэн полностью избавился от тех ощущений, что мучили его последние дни!

— Ох! — вновь воскликнул Гартэн. Он покачал туловищем влево-вправо, покрутился.

С ещё большим удивлением на лице, он легко встал с кровати, бодрый и подвижный.

Он перевёл изумлённый взгляд на Анлуинна. Полная женщина, видевшая, что вытворяет Гартэн, тоже уставилась на мальчика. Через мгновение и все остальные в удивлении уставились на Анлуинна. Где-то в толпе послышались вздохи.

— Спасибо тебе! — воскликнул Гартэн.

Глаза его заслезились, он упал перед Анлуинном на колени, схватил его руки, поднёс к своим губам и, продолжая плакать, принялся неистово целовать ладони мальчика, а потом склонил голову и прикоснулся к его ладоням лбом. Всё это напоминало сцену, будто верующий преклоняется перед священником.

В толпе снова раздались вздохи.

Полная женщина тоже выступила вперёд, упала на колени, сложила руки в молельном жесте, и в благоговении уставилась на Анлуинна.

— Святое дитя! — воскликнула она. — Святое дитя!

Люди в толпе стали постепенно опускаться вниз — кто на одно колено, кто на оба. Все заголосили благоговейно:

— Святое дитя!

— Святой малыш!

— Дитё, посланное нам богами!

— Святой целитель!

— Юный целитель! Юный маг!

— Старая душа! Старая душа, воплотившаяся среди нас, жалких насекомых!

Глаза у мамы тоже заслезились, она с довольной улыбкой и восхищением наблюдала за Анлуинном, как и бабушка. Обе женщины поспешили к нему, опустились возле него на колени и принялись обнимать его, гладить по голове, благоговейно причитать вместе со всеми.

Отец вёл себя чуть сдержанней, но его лицо тоже озаряла довольная улыбка. Он присел возле Анлуинна и с гордостью заговорил:

— Ты великий маг, сынок! Великий маг! Тебя ждёт великое будущее!

— Старая душа! — голосили в толпе.

— Великий святой целитель воплотился среди нас, в нашей деревне!

— Как вам повезло, Маэлеры, получить такого сына!

— Как нам всем повезло — жить с таким целителем в одном посёлке!

— Спасибо тебе, спасибо тебе, святой целитель! — бубнил, продолжая обливаться слезами, Гартэн.

— Святое дитя! Ох, святое дитя! — восклицала полная женщина.

Анлуинн чувствовал себя превосходно. Все эти люди кланялись ему, почитали его, преклонялись перед ним, восхваляли его, возвышали его.

Так всё и должно быть. Он — старая душа. Святой целитель. Если верить тому, что они говорят.

А разве есть какие-то причины не верить?

Он родился особенным человеком — магом. Он родился с особенным талантом. Он лучше большинства — а может и вообще всех — людей в мире.

Радуйтесь, будьте счастливы лишь от того, что он живёт среди вас, что он соизволил обратить на вас внимание, что он милостиво позволяет вам находиться рядом с ним. Прислуживать ему, восхвалять его, почитать его.

Всё так и устроено, и никак иначе быть не может.

Глава 1. Анлуинн

Правая нога покалывала и чесалась — так сильно, что это вынудило меня проснуться. Не пришлось долго соображать: я уже знал, что это должно означать. Это было сигналом, свидетельствующим о том, что пришло сообщение.

Я встал с неказистой кровати и пошлёпал босиком по дощатому полу небольшой деревянной избушки до дальней стены. Открыл сундук — крышка поднялась с жалобным скрипом — и достал оттуда старую деревянную доску.

На ещё вчера пустой доске сегодня находились слова. Они были словно выжжены, по чёрным буквам бегали огоньки, как в тлеющих углях.

Это было сообщение от одного из трёх моих коллег — только они могли связаться со мной этим способом. Личных встреч с ними с недавних пор я избегал, и даже уклонялся от регулярных собраний в Башне Четырёх. На то у меня были причины: я не доверял моим коллегам.

Впрочем, они тоже не доверяют — ни мне, ни друг другу. Поэтому с началом этих обременительных и хаотичных событий, в которые погружена наша Империя, собрания в Башне Четырёх стали проходить только в виде проекций-аватаров, лично ни один из Четырёх на встречу не являлся.

Надпись на доске сообщала:

Anluinn! Shaendwyna gana hor Graen Wilat. Gene tare er staene hoe!

Сообщение адресовалось мне, первое слово в нём — моё имя. Оно значит «лунное затмение», потому что я родился в день лунного затмения. Эх,