Естественно, кредиты выдаются и развивающимся странам для стимулирования экономического развития, для погашения внешних долгов некоторых стран и в прочих мирных целях. Осторожные планировщики политики Международного фонда развития сознательно упирают на финансирование явлений невоенного характера. Ведь любая попытка поддержать конфликт или того хуже – пусть даже косвенное участие в разжигании локальных войн повлекли бы за собой совершенно лишнее внимание со стороны мирового сообщества. Даже такие могущественные и влиятельные структуры, как фонд, тоже боятся ревизий.

По убеждению многих антиглобалистов, фонд выдает столь крупные дотации в расчете на то, что страны-кредиторы вряд ли смогут откупиться в ближайшие пятьдесят лет. И долг, нависший над ними как дамоклов меч, вынудит правительства выстраивать внешне– и внутриполитический курс в соответствии с интересами корпорации. Причем позиционируется все происходящее сугубо как жест доброй воли и государственная необходимость. Именно поэтому имидж Международного фонда развития внешне безупречен: махинации банка недоступны как спецслужбам отдельных государств, так и контролирующим организациям ООН. Тем более что такие ЧП, как извержения вулканов, наводнения, и уж конечно, государственные перевороты, происходят зачастую довольно далеко от матушки-Европы или процветающей Америки. А кому охота совать нос в дела стран третьего мира? Подобно тому как развитые государства используют отсталые страны в качестве сырьевых придатков для своих суперпотребностей, так и для фонда они потенциальные кредитные «рабы». Не более того.

Джеральд Фарелл с кислой миной просматривал экономические сводки прошедшей недели. Курсы международных валютных бирж колебались соразмерно с допустимыми сотыми, чрезвычайные происшествия если и имели место, то низводились до какого-нибудь завалящего цунами на побережье Фиджи. Особо огорчило господина Фарелла отсутствие масштабных военных конфликтов и внутригосударственных волнений. Революции всегда были на руку фонду, потому что после подобных катаклизмов любая страна обычно находилась в состоянии чуть ли не первобытной общины, и для поднятия пусть даже небольшой африканской республики на ноги требовались весьма немалые вложения. А где же их еще взять, как не у Международного фонда развития? Однако в ближайшем будущем, судя по всему, крупных заварушек не предвиделось, а значит, запросов на крупные кредиты ожидать неоткуда.

Внезапно лицо Сэма Хопкинса озарилось той улыбкой, которая обычно появляется у бывалых фронтовиков, вспомнивших военное прошлое:

– А помните, господин Фарелл, какая история случилась в Аргентине?

– Ах, ты про это, – Джеральд Фарелл тоже предался благостным воспоминаниям.

Дело в том, что еще в начале ХХ века в упомянутой стране случилась небывалая засуха. Аргентина, как один из крупных экспортеров зерна на мировой рынок, пережила грандиозный экономический коллапс, вследствие чего пошатнулись основы всей финансово-экономической системы. Положение осложнялось еще и тем, что это латиноамериканское государство являлось традиционным поставщиком мяса. Поскольку в результате засухи домашние животные практически остались без кормов, то Аргентина недопоставила по фьючерсам более сотни тысяч тонн мяса. С каждым днем ситуация все ухудшалась и ухудшалась.

Засуха обернулась не только неурожаем и финансовым крахом, но и гражданскими волнениями, которые в итоге вылились в государственный переворот и установление авторитарного режима латиноамериканского правительства в духе времени. Аргентина находилась на грани полного краха. И тут на выручку бедствующей стране пришел гуманистически настроенный Международный фонд развития… В итоге Аргентина до сих пор выплачивает проценты по кредитам, которые на данный момент превышают несколько миллиардов долларов США. Эта сделка была одним из самых удачных проектов фонда, который стал классическим примером в обучении нового поколения будущих финансистов.

Однако Фарелла больше интересовали дела насущные. Поэтому он живо поинтересовался:

– А как обстоят дела с нашим проектом в сельве?

– Все готово, – незамедлительно последовал ответ.

– Надеюсь, ты понимаешь, что главное – полная конфиденциальность?

– Естественно, все предусмотрено до мельчайших деталей. – Сэм Хопкинс действительно прекрасно знал свое дело, и вопросы безопасности проекта были в полном его ведении.

Однако господин Фарелл не преминул еще раз напомнить этому чересчур самоуверенному юноше об основных интересах корпорации:

– Мы слишком серьезная финансовая структура для того, чтобы рисковать своей репутацией. – Тон Фарелла не оставлял никаких сомнений в важности его слов. – Ни одному человеку на планете не должно и в голову прийти, что мы как-то замешаны в этом деле, надеюсь, вы отдаете себе в этом отчет?

– Ну что вы! – уверил Хопкинс подозрительного собеседника. – В реальном мире не существует ни одного документа, который мог бы нас хоть отчасти скомпрометировать. Более того: даже те люди, которые реализовывают проект на местах, абсолютно не догадываются о нашей к нему причастности!

– А как же твой человек, который лично руководит проектом? – недоверие все еще звучало в голосе Джеральда Фарелла.

– Ах, вы о нем! – покачал головой Хопкинс. – Этот русский абсолютно надежный человек, он не проронит ни слова, даже если бы его жарили на углях. Тем более, – он хохотнул, открывая белоснежные зубы, – что такое вряд ли случится!

– Ну что же, будем надеяться, что вы действуете так же уверенно, как и говорите!

– Еще раз уверяю вас – можете не сомневаться. Все сделано так, что комар носа не подточит. А если кому-то и стукнет в голову поинтересоваться, то его вниманию – абсолютно «чистый» проект с финансированием из местного бюджета. То есть ничего. Вообще ничего…

Поволжье… Этот край всегда славился своей «народной» красотой – березовые хороводы, зеленые лужайки, окаймленные осокой зеркальные озера, и куда ни глянь, всюду простирались бескрайние поля пшеницы, изредка перечерченные пыльными проселковыми дорогами. Проще говоря, классический сельский пейзаж. Именно в этих живописных местах и дислоцировалась военная часть, в которой служил майор Лавров. Ему, в общем-то, было все равно, в какой местности располагались его части – за свою продолжительную военную карьеру он побывал во многих местах. Однако когда вокруг простиралась вольная природа, а солнце весело сияло с лазурной глади неба, даже такой бывалый вояка, как Батяня, невольно проникался чувством умиротворения и какого-то спокойствия.

По еле заметной в густых и высоких колосьях пшеницы проселочной дороге не спеша катил старый «УАЗ». На бортах виднелась полустершаяся эмблема ВДВ, что свидетельствовало о принадлежности этого транспортного средства к вооруженным силам Российской Федерации. В машине, кроме солдата-водителя, сидел Батяня и еще один молодой лейтенант. Внешность этого молодого человека выдавала в нем типичного интеллигента, а если вспоминать классику, то он очень напоминал Паганеля из книги «Дети капитана Гранта». Несмотря на весь чудаковатый вид этого очкарика, в нем угадывался человек глубоко порядочный, хотя петлицы с парашютами смотрелись на кителе, мягко говоря, странно. К тому же руки у него были для человека военного слишком уж холеные. Батяня при первой же встрече с этим типом почувствовал непреодолимое желание брякнуть что-нибудь вроде: «салют штабным крысам» или «как там, в штабе, задницу протерли – захотелось ножки поразмять?» Однако сдержался.