Будущая мать, которая не собиралась избавляться от ребенка, кутаясь в пуховую оренбургскую шаль, как раз размышляла над своей незадавшейся жизнью, когда к ней явился Павел.

– Марина, прости меня, – сказал он, и лицо его горько скривилось.

– И за что же? – очень удивилась Марина его гримасе.

– Ты знаешь...

– Не знаю, Паша. Ты уверял меня, что все делал правильно...

– Ну... дурак был... идиот... Как хочешь меня назови... Но я действительно люблю тебя, Маришенька... сильно люблю... Я даже сам не знал, до какой степени... честное слово...

Марина смотрела на мужа, с которым так еще и не развелась, и не чувствовала ничего. Ничего! И куда только делась та возвышенная светлая любовь, с которой она выходила замуж? Перед ней на стуле сидел совершенно заурядный человек с песочного цвета волосами, легкими веснушками на худощавом, немного непропорциональном лице и светло-карими, маловыразительными глазами. Да отчего же это прежде при взгляде на Павла у нее заходилось сердце и даже плакать хотелось от умиления? Чему тут умиляться?! Какие же у него длинные руки. А этот вихор на затылке... Как гребень у петуха... А носки-то... носки! Какие ужасные на нем носки, не говоря уже о рубашке! Что за пошлые кубики?! И губы... Почему ей раньше все время хотелось целовать этого человека? Он же ей совсем чужой...

– Уходи, Паша, – сказала Марина и еще плотнее закуталась в свою шаль.

– Я не уйду, потому что... – Павел, замявшись, замолчал, но жена ничем не подбодрила его. Она молча смотрела ему в глаза, и он вынужден был закончить: – Потому что знаю: ты беременна...

– И что?! – вскинулась Марина.

– Ну и вот... Ребенок же мой... Ты же не будешь утверждать, что он от другого?

– Не буду.

– Поэтому я и предлагаю нам с тобой начать все заново.

– Зачем? – искренне удивилась она.

– Затем, что ребенку нужен отец.

– Нужен, – согласилась Марина. – Но не такой, как ты.

– Да чем же я так уж плох?! – возмутился Павел. – Ты же любила меня! Во всяком случае, говорила, что любишь...

– Я ошибалась...

– Мариш... – метнулся к ней Павел, схватил за руку и очень горячо заговорил: – Ну... я признаю, что был невыдержан и груб... Но это же... даже не от глупости... а от незнания, как надо...

– Даже не вздумай сказать, что у тебя до меня никого не было! – усмехнулась она. – Ты очень профессионально стаскивал с меня колготки.

– Я не собираюсь оправдываться и врать. Мне ж не семнадцать лет! Да, у меня были девчонки... Но такие... которым все равно как... Я когда вернулся из армии, в разгул ударился... Друзья по таким злачным местам водили, что... – Он безнадежно махнул рукой. – А там, знаешь ли, не до нежности...

– Ты никогда мне об этом не говорил. – Марина удрученно покачала головой.

– Разве подобными похождениями хвалятся перед девушкой, на которой хотят жениться?

Марина промолчала. Павел посчитал молчание добрым знаком и поцеловал руку жены, которую сжимал в ладони. Она торопливо отняла ее и сказала:

– Запоздали твои признания, Паша. Я больше не люблю тебя.

– Да не может такого быть! – возмутился он. – Чего же стоила тогда твоя любовь, если сразу пропала, стоило мне один раз ошибиться! Ведь всего один!

Марина пожала плечами и печально произнесла:

– Кто же знает, Павлик, из чего рождается любовь и куда уходит...

– Мариш! Ну дай мне еще один шанс! У нас же... ребенок! Я буду хорошим отцом, вот увидишь! И мужем тоже... постараюсь... Не поверишь, но я у ребят даже книжки специальные взял...

– Какие еще книжки? – не поняла Марина.

– Ну такие... где про сексуальную гармонию... чтобы все красиво, чтобы тебе приятно было...

– Ерунда все это, – отмахнулась она.

– Не скажи... Знающие люди говорят, что очень полезные книги...

– Мне ничего не нужно от тебя и твоих книг, Паша: ни пользы, ни гармонии. Прошло у меня к тебе все, понимаешь?!

* * *

Марину с новорожденным сыном из роддома все-таки встречал Павел в тесной компании собственных родителей, двух братьев и младшей сестры с мужем.

– Мариночка, поедемте к нам, – смущенно пряча глаза, попросил ее Аркадий Матвеевич. – Мы уж и кроватку для малыша у вас в спальне поставили, и пеленки есть, и всякое такое... ну... что маленькому нужно...

– Поезжай, доченька, – посоветовала и почему-то сразу прощально махнула рукой Маринина мать. – Пусть все по-людски будет.

Вслед за матерью согласно и чересчур часто закивал отец, а старшая сестра Нонна сказала:

– Соглашайся, сеструха! Если что, опять назад вернешься! А пока пусть папаша на младенца поработает! А то больно хорошо устроился! Пацана забабахал – а другим растить?

– Похоже, вы все уже за меня решили, – усмехнулась Марина.

– Я очень люблю тебя, – сказал вдруг Павел при всех.

Марина обвела глазами его родню. Аркадий Матвеевич по-прежнему смотрел на свои башмаки, Галина Павловна нервно кусала губы, с которых съела уже почти всю помаду. Братья Павла и муж сестры дипломатично отошли в сторонку и молча курили, а сестра Ирина высоким голосом сказала:

– А мы вам коляску отдадим, большую... Нашей Ниночке уже не нужна. Коляска еще совсем хорошая... Матрасик только поменять...

Марина, не говоря ни слова, осторожно взяла конверт с ребенком у отца и вручила его Павлу, у которого сразу так скривилось лицо, будто он собирался заплакать. Марина побыстрей отвела в сторону глаза.

– Ну... вот так-то лучше... – облегченно сказал отец, не зная, куда девать освободившиеся руки.

Все вокруг сразу повеселели, загомонили, стали знаками показывать водителям стоящих в стороне такси, чтобы подъезжали ближе. На квартиру Епифановых поехали на двух такси и белоснежной «Волге» Бориса, старшего из братьев Павла.

Марина, севшая на переднее сиденье одной из машин, в зеркало над лобовым стеклом то и дело ловила благодарные взгляды мужа. Он держал ребенка напряженными руками, трогательно прижимаясь к одеяльцу щекой. Утром, бреясь, он, видимо, неосторожным движением поранился, и кружевной уголок уже слегка запачкался кровью, так и сочащейся из ранки. Марина хотела было ободряюще улыбнуться Павлу, но потом раздумала. Кто знает, как у них пойдет дело. Может быть, она опять сбежит от него сегодня же ночью.

Посреди большой комнаты квартиры Епифановых стоял празднично накрытый стол. Марина удивленно остановилась в дверях. Интересно, что бы они делали со всей этой снедью, если бы она отказалась ехать к ним с ребенком? Справляли бы что-нибудь вроде тризны? Впрочем, чего уж теперь размышлять: приехала так приехала! Марина все так же молча опустилась на диван. Свекровь со свекром во главе с Ириной разворачивали на письменном столе ребенка. Малыш расплакался и, освободившись от пеленок, обмочил сразу всех склонившихся над ним взрослых, которые только рассмеялись от умиления. Павел стоял рядом и смотрел на голенького малыша испуганным взглядом. Нонна опустилась на диван рядом с Мариной и сказала: