Они черепашьим шагом выдвинулись в направлении дневного городского лагеря. Дети были усталые и раздражительные, потому что не выспались (видишь, Рэйчел? Видишь?).

– Я ненавижу лагерь, – сказала Ханна. – Можно я просто побуду дома?

Она мечтала поехать в настоящий лагерь, загородный, с ночевками, на все лето, но на октябрь была назначена ее бат-мицва, и весь июнь и июль ей нужно было готовиться к чтению гафтары.

– Осталась всего неделя. Одно-единственное занятие.

– Я хочу сегодня уехать.

– Может, давай я тебе отдельную квартиру сниму на это время? – спросил Тоби. Хотя бы Солли засмеялся.

Они наконец добрались до Культурного центра еврейской молодежи на Девяносто второй улице. Там уже толклись матери в ярких узорных легинсах и футболках с надписями вроде «ЙОГА И ВОДКА» или «1. ЕСТЬ 2. СПАТЬ 3. СПОРТЗАЛ 4. ПОВТОРИТЬ». Здешний дневной лагерь стоил почти столько же, сколько загородный с проживанием, и еще Ханна все время спрашивала, нельзя ли ей вместо посещения лагеря стать помощницей вожатого. Но в помощники вожатого брали только начиная с десятого класса.

– И даже тогда это стоит денег, – сказал Тоби, ознакомившись с веб-сайтом Культурного центра. – Не понимаю, почему я должен платить за твою учебу на помощника вожатого, если тебя уже будут эксплуатировать как настоящего помощника вожатого?

– А почему ты должен был платить за учебу на врача, когда тебя уже эксплуатировали как настоящего врача? – парировала Ханна. Тоби вынужден был признать, что в ее словах есть определенная правда. Он тогда подумал, что девочка умненькая, и еще – что ему не хотелось бы служить мишенью для этого ума. Ему казалось, что дочь становится таким человеком, быть которым очень нелегко.

Они успели с запасом минут в шесть. Лагерь ежедневно вывозил детей на весь день за город, в Пэлисейдс, а тем, кто опоздал к отъезду, приходилось весь день сидеть в четырех стенах с малышами. Тоби предложил проводить Ханну в класс, но она отказалась, и тогда он повел Солли в его класс. Он понаблюдал, как сын участвует в последнем на это утро эксперименте со слаймами, и уже собирался уйти, как вдруг услышал свое имя.

– Тоби, – произнес низкий, с придыханием, женский голос.

Он обернулся и увидел Сынди Леффер, хорошую подругу Рэйчел. Дочь Сынди была ровесницей Ханны. Сынди потратила секунду на подробный осмотр. Ах, вот оно что! Тоби знал, что будет дальше. Наклон головы в двадцать градусов, преувеличенно оттопыренные губки, брови приподняты.

– Тоби, я все время собиралась с тобой связаться, – произнесла Сынди. – Мы тебя теперь совсем не видим.

На ней были бирюзовые лайкровые легинсы с рисунком из когтистых фиолетовых лап на верхней части бедер, словно по ногам карабкались фиолетовые тигры, пытаясь забраться в промежность. И майка с надписью «ГАНГСТЕРЫ ДУХА». Тоби вспомнил, что как-то говорила Рэйчел: родители, меняющие в именах дочерей букву «и» на «ы», лишают их всяких надежд на успех в нашем обществе.

– Тоби, как ты вообще? Как дети?

– Ничего, – ответил он. Он попытался держать голову прямо, не имитируя позу Сынди, но потерпел неудачу – слишком развиты у него были зеркальные нейроны. – Справляемся. Но, конечно, наша жизнь сильно изменилась.

Он заметил, что Сынди красит волосы по новой моде – корни темные и постепенно светлеют к концам. Но темная часть была слишком темной, как у молодой женщины, и по контрасту со лбом этот цвет лишь подчеркивал дряблость кожи. Тоби вспомнил физиотерапевтшу, с которой переспал несколько недель назад. Хоть она и была ровесницей Сынди и красила волосы так же, но оттенок у корней был теплее и смотрелся естественнее.

– Наверно, у вас давно были трудности? – спросила Сынди. Дженни, вспомнил он. Физиотерапевтшу звали Дженни.

– Ну, мы разошлись не под влиянием минуты, если ты об этом.

Тоби и Рэйчел разъехались в самом начале июня, сразу после окончания школьных занятий. Это стало завершением процесса длиной почти в год. А может, процесса, который начался сразу после свадьбы, четырнадцать лет назад. Смотря кого спросить или как посмотреть. Если брак распадается, значит ли это, что он был обречен с самого начала? Когда брак можно считать распавшимся – когда начинаются неразрешимые проблемы, или когда супруги наконец соглашаются, что эти проблемы неразрешимы, или когда об этом в конце концов узнают другие люди?

Конечно, Сынди Леффер жаждала вытянуть из него информацию. Этого жаждали все. Диалоги были всегда безыскусные и всегда одни и те же. Первым делом люди спрашивали, как давно дела пошли плохо. Был ли ты уже несчастен на том вечере в школе, когда демонстрировал свое танцевальное искусство – свинг, которому научился в кружке танцев еще в университете? Был ли ты уже несчастен в день той бат-мицвы, когда во время длинных речей рассеянно поцеловал ей руку? А на том родительском собрании, когда ты стоял возле стола с кофе, а она – возле учительской, проверяя сообщения в телефоне, верно ли я догадалась, что вы поссорились? При виде супружеской пары с проблемами окружающие сразу навостряли уши; они откровенно осведомлялись обо всем, о чем только можно было осведомиться. Шерри, кузина Тоби, у которой была привычка кидать долгие разочарованные взгляды на своего мужа, Рона: «А вы не пробовали семейную терапию?» Начальник Тоби, Дональд Бартак, женившийся вторым браком на медсестре из отделения гепатологии: «Ты ей изменял?» Директор дневного лагеря в еврейском центре, выслушав объяснения Тоби о том, что у его детей сейчас трудное время из-за разъезда родителей: «А у вас был выделенный вечер для свидания друг с другом?»

Эти вопросы на самом деле были не о Тоби. Они были о том, насколько люди видят, что происходит рядом, сколько всего они не замечают, кто еще скоро объявит о разводе и существуют ли в собственном браке собеседника некие подводные течения, которые и его в конце концов погубят. Мы страшно поссорились с женой прямо в годовщину свадьбы – значит ли это, что мы разведемся? Может, мы слишком часто спорим? Хватает ли нам секса? Не занимаются ли сексом все остальные супружеские пары гораздо чаще нас? Может ли развод случиться через полгода после того, как ты рассеянно поцеловал руку своей жене на бат-мицве? «Слишком несчастен» – это какое именно количество несчастья?

«Слишком несчастен» – это какое именно количество несчастья?

Рано или поздно Тоби перестанет быть свежеразведенным мужем, но этих вопросов он не забудет никогда. Не забудет, как люди спрашивали, якобы проявляя сочувствие к нему, а на самом деле тревожась о собственном будущем.

Начало лета прошло как в тумане. Он пытался обрести равновесие в этом незнакомом мире, где его жизнь буквально во всех аспектах чуточку – и в то же время колоссально – изменилась. Он по-прежнему спал, но один и в другой кровати. Он ужинал с детьми, как всегда, – Рэйчел уже много лет не возвращалась в будни раньше восьми-девяти вечера, – но после ужина отводил их на старую квартиру и шел пешком девятнадцать кварталов до своей новой. Пройдоха Дональд Бартак сказал Тоби, что его, Бартака, повышают до главврача по внутренним болезням и что он выдвигает кандидатуру Тоби на должность заведующего подразделением гепатологии в отделении гастроэнтерологии. Это случится, как только нынешняя заведующая гепатологией, Филиппа Ландон, перейдет на освободившееся место Бартака. У Тоби не нашлось никого, кому первому он хотел бы поведать эту новость. Он подумал, не позвонить ли мне или Сету, но это выглядело как-то очень жалко – неужели у него нет нормальных близких людей? Он чуть не позвонил своим родителям в Лос-Анджелес, но из-за разницы во времени там сейчас было пять утра. Потом он стал решать, следует ли сообщить эту новость Рэйчел. (Он ей сказал, но потом, когда отводил детей, и она улыбнулась одними губами. Она больше не притворялась, что интересуется его карьерой.)