— Вадим Палыч, вам плохо? — спросил почти отличник.

Он помотал головой, не отрывая взгляд от окна.

Влад помахал рукой. Чуть припадая на левую ногу, побрёл к трамвайной остановке.

Всё?

* * *

В учительской было шумно и нервно. Сквозь гул голосов прорывался надрывный тенор естественнонаучника Андрея Васильевича.

— …и, представьте, одновременно! На Ясненской, Шигарёвской и Центральной. И да, говорят, прямо такая, как была — рыженькая, в костюмчике своём. Только уже не человек. Господи, это ж ровно девять дней…

Он осёкся, увидев Светлова.

— Вадим Палыч, девочка ваша объявилась, — заржал историк Королёв. — Та, с фотографий. Воскресла — и давай наших метростроевцев шугать. По тоннелям гуляет, пакости на стенах пишет.

— Не смешно, — проворчал рассказчик.

— Ну, постановка же, — прошипел кто-то. — Небось, ревнители старины постарались. — Вас-то там не было, — Андрей сдвинул брови. — Здоровенный, извиняюсь, мужик — один из той бригады — идёт прямо по проезжей части и всхлипывает. И дрожит. Ему сигналят, а он — не слышит. Ничего не видит вокруг, понимаете?

Пролаял звонок. Вадим проскользнул в дальний угол комнаты, рухнул в продавленное кресло и закрыл глаза.

Славно. Влад вернулся. Мёртвые девочки. Метро. Все рехнулись, это точно.

Хлопнула входная дверь. Вадим напрягся, услышав знакомый прокуренный голос. Её только сейчас не хватало, Дианы этой!

— Светлов? В учительской вроде, — бестрепетно сдал коллегу Королёв.

Вадим толкнул размокшую от ночного дождя раму окна. Влез на подоконник. Неуклюже спрыгнул — и, морщась от боли в пятках, бросился к забору.

* * *

— Ой, ты так рано, — обрадовалась Надя. — А к тебе Влад приходил!

— И ты открыла? — выдохнул Вадим. — Впустила его?

— Ну конечно, — растерянно захлопала ресницами Надя. — Он ведь твой друг.

— Охренеть. — Вадим швырнул портфель на пол. — Чужого человека? Надь, тебе сколько лет?!

Ему стало стыдно. Сам же искал — нежную, домашнюю. А не собаку цепную. И всё-таки…

— Надь, ну ты думай в следующий раз, — проворчал он, остывая. — Ведь чужой человек. А если бы вор? Или похуже?

— Вадюша, ну он же не вор! Вежливый такой. Тортик принёс. Мы поболтали.

— О чём?

— Ну, он восхищался, как мало город изменился. Мол, те же дома, те же заводы. Метрополитен ему нравится. Говорит, в столице красиво, а у нас ещё лучше будет.

Опять метро.

— Дальше, — сдавленно произнёс Вадим.

— Он сказал, что приехал по делам, и что ты, так или иначе, ему поможешь. А как именно, тебе решать. Вот. Сказал, что ты поймёшь. Кажется, правильно передала, — смутилась Надя.

— Злился?

— Совсем нет. Весёлый был. Шутил много. Вадь, а…

Кто он? Ну давай. Спроси. А я отвечу. Нечего уже терять. И будем решать, как дальше.

— …а у тебя туфли грязные. Давай я помою?

4

— Молебен мы, конечно, заказали, — рослый бригадир мял в руках метростроевскую фуражку. — Но чтобы уж наверняка… Можно ведь и ваш ритуал, и освящение?

Невысокий мужчина, лицо которого наполовину скрывали круглые зелёные очки, кивнул.

— А оплата как?

— По факту, — сухо сказал спирит, почти не разжимая губ. — Результат устроит — заплатите.

Бригада одобрительно загудела.

— Ну мы тогда того… Дежурный полицейский, он знает. Он вам мешать не будет.

— Идите уже, — раздраженно дёрнул плечом спирит.

Возражать никто не стал. За пару минут вестибюль опустел.

Оказавшись один, спирит повёл себя странно. Из рюкзака извлёк фонарь — старый, с ручкой, перемотанной изолентой. Подошёл к стене, долго водил пальцем по размытым потёкам, в которых смутно угадывались очертания букв. Наконец удовлетворенно кивнул. Минут десять ползал на четвереньках по рельсам. Наконец выпрямился, вытер пот со лба — и, вздрогнув, обернулся на знакомый голос.

— Посветить? — язвительно осведомилась Диана. — Конечно, вы тут ни при чём, Вадим Палыч. Мимо проходили. Равно как и я. Да?

Вадим часто заморгал. Свет ламп вестибюля слепил глаза, но ему всё равно удалось рассмотреть пистолет в руке следовательши.

— Надпись с ошибкой, — буркнул Вадим. — То послание, «подземелья оставьте мертвецам». Стилизация под старинную орфографию, но достаточно корявая. В слове «подземелий» только один ударный «е». Для редуцированных использовалась другая графема.

— Вы бы так не оплошали, да?

Вадим поморщился.

— Я понимаю, как всё это выглядит. Но я правда ни при чём.

— А зачем было ретироваться через окно? Ладно, спишем на интровертивный склад характера, — вздохнула она, опуская пистолет. — На рельсах что-нибудь есть?

— А что, ваши здесь ничего не осматривали? — удивился Вадим.

— Нет, — Диана ловко спрыгнула с края платформы. — Нас сюда и не звали. Ирония-то в чём? Никто не пострадал. На Шигарёвской одному метростроевцу стало плохо с сердцем. Он там полчаса пролежал, не меньше. Хотели бы убить — ничто бы не помешало. Ан нет. Убийство — это совсем другой уровень. Это уголовка. То есть эти силы зла грань-то не переступают… Имущество — да, попортили. Но бравая вечерняя смена почти всё отмыла. Выходит, никаких нарушений закона нет. А за развенчание городских легенд сверхурочные не платят. Они пошли вглубь тоннеля. По сторонам змеились сплетения проводов.

— А мне не нравится это всё. С душком каким-то этот маскарад. Вот как здоровые мужики могли испугаться ряженой девки? Да хоть как она будь размалёвана! На станциях днём освещение отличное. И что, они томатный сок с кровью перепутали? И ни у одного не ёкнуло подбежать и помощь предложить?

— Скорее уж лопатой врезать, — буркнул Вадим.

— Ну или так. Вообще, в чём смысл? Разогнать строителей? Так свято место пусто не бывает, новые найдутся — сроки-то срывать нельзя. Для государя это метро как игрушка любимая. Сегодня звонили из столицы — Его Величество приедет на открытие. Вот не было ж печали!

— Может, это рабочие подстроили, чтобы прибавку к зарплате выпросить?

— Мистический коэффициент? — Диана закурила. — Умно слишком. И для наших никтофобов, которые подписи против метро собирают — тоже…

Она споткнулась. Вадим еле успел подхватить её.

— Неудобно же, — не выдержал он. — Как вы на этих каблуках?..

— Привычка, — Диана улыбнулась. — Помню, вернулась я сюда после войны. Иду по дворцовому проспекту — грязная, в шинели, в огромных сапогах. А май, между прочим. И девицы порхают. И не девицы, а очень даже тётки, тоже порхают. И все — в платьицах, на каблучках, тонкие-звонкие. И ведь, зараза, парни на них смотрят, а не на меня, орденоносную героиню. Я-то думала, приеду… а, ладно. В общем, я на всю первую зарплату купила туфли. На каблучках, само собой. С бантиком.

Надя бы так не сглупила. Надя аккуратно вписывала доходы и расходы в разлинованную тетрадку. Надя ходила в удобных ботиках на плоском ходу.

Диана резко остановилась. Выхватила фонарь