H.C.: Пришлось указать на нелепость очень странного мнения, что причащение необходимо только для душ, находившихся в аде до пришествия Христа, а не для людей во плоти. И наш народ простой верит, верит без всяких сомнений бредням раскольников. Когда народ расходился по домам, Любовь Сергеевна говорила мне, что не спастись ей без причащения, хорошо знает она это из книг, но перейти в Церковь пугают её порочные священники: непостящиеся, курящие табак и т. п.

С.К.: Вот вам ещё одна «старая песня о главном» и доныне весьма популярная среди людей нецерковных. Дескать, пошли бы B Церковь, да «священники порочные». Не хочется даже доказывать, что порочных священников и тогда, и сейчас — единицы. Дело даже не в том, а в странной готовности погубить собственную душу потому только, что некоторые люди в Церкви нам не нравятся.

Н.С.: To, что раз вошло в голову и вкоренилось в сознании темного и неразвитого человека, трудно рассеять и уничтожить. Того, для кого вера и персты — одно, нелегко самыми очевидными доказательствами разубедить в правильности его любимого воззрения. Провожая нас, Григорий Афиногенов, с крыльца что-то бормоча, показывал нам своё любимое двуперстие до тех пор, пока мы не скрылись от его взоров.

C.K.: Господи, как всё знакомо. Вот и нет уже почти старообрядцев, а люди-то всё тe же.

Н.С.: Левино. «Какие были путаники, тe запутались в сетях раскола, а другие не лезут в них», — сообщили мужички. Казаринские старообрядцы — простые и добрые люди. Вполне согласны, что в Церкви Христовой должно быть священство и все таинства, что мы не содержим ни одной ереси. «Так если вы, — говорит священник, — согласны с нами во взглядах, то приходите в Церковь». «Подумаем», — сказал Иван Николаев и, тепло попрощавшись, добродушные старообрядцы отправились на работу.

С.К.: Боюсь, что «добродушные старообрядцы» так легко соглашались с православными просто из равнодушия к религии, о чем красноречиво говорит следующий случай.

Н.С.: Деревня Гридино. Говорю, что раскольники — вне Церкви и их ждет страшная погибель. «Ну что же, делать нечего, если и погибнем», — равнодушно замечала несколько раз Елена.

С.К.: Классический пример безрелигиозного сознания. Тут говорить вообще бесполезно.

Н.С.: Все хорошо понимают и осознают, что старообрядческие наставники бегут бесед, боясь лишиться авторитета и значения, потерять то обаяние, которое они производят на несведущих и легковерных простецов.

C.K.: Вот подтверждение того, что одной только проповеди в СМИ недостаточно, что православный миссионер должен «идти в народ». Сколько раз доводилось узнавать о том, как лидеры современных сект просто отбрасывали газету, где что-то против них написано, со словами: «Всё это враньё». А вот встретились бы они при народе с миссионером лицом к лицу, чтобы тогда запели?

Н.С.: «Удивляемся, — говорили крестьяне, — как наша светская власть позволяет свободно действовать этим людям во вред православию». Православные, из-за корыстных видов защищающие раскол путем печати, постоянно публикуют в газетах факты освобождения от ответственности окружным судом лиц, привлекаемых за явную пропаганду раскола, окрыляют дух старообрядчества, укрепляют в них убеждение, что они могут делать всё, сеять семена своих учений, где угодно, и они сеют повсюду смелою рукою.

С.К: Нам бы, господа, ваши проблемы. Не жили вы в эпоху «многоконфессиональности».

Н.С.: «У вас в храмах стоят пьяницы, блудники, табашники, с ними молиться ни за что не буду». — говорит мнящий себя праведным Василий Федоров. У раскольников иссякла любовь — жизненное начало христианской религии, она улетучилась под гнетом исполнения мелочных правил и предписаний… Напрасно смущают старообрядцев недостойные члены Церкви Православной, и при них она остается чиста и непорочна.

С.К.: Вот тут заметна существенная разница между православными и раскольниками всех мастей. Православные хорошо знают, что гордыня — смертный грех, и даже будучи подверженными этому греху, стараются скрывать проявления своей гордыни, как нечто крайне постыдное. Раскольники, не имея духовного руководства, с такой отвагой выпячивают на публике проявления своей безудержной гордыни, что становится понятно — за грех они её не считают.

H.C.: Флоровский приход, Семенково. На беседу из раскольников явились две женщины. Мужья у них православные, они были тут же. Горькое житьё супругов. Жены раскольницы гнушаются ими, не допуская до своей чашки с пищей, они отталкивают от неё даже своих малолетних детей.

C.K.: Если мать брезгует собственным ребенком, считая, что он её осквернит, даже прикоснувшись к её чашке, то не надо и спрашивать, христианка ли она. Спрашивать приходится уже о том, осталось ли в ней хоть что-то человеческое? Что происходит с людьми, ненавидящими Церковь?

Н.С.: Лежский волок, Раменский Богоявленский приход. Место для странников здесь было удобное. За деревней росли тогда непроходимые леса. Приедут в деревню полицейские власти, странники оставят свои дома и находят приют под зеленым кровом развесистых сосен. Туда не проникнут «антихристовы слуги». Лесная глушь служила и кладбищем для странников, здесь и теперь они хоронят своих мертвецов.

С.К.: Сколько героического пафоса борьбы в жизни этих «религиозных партизан». Как соблазнителен и до ныне этот пафос для многих православных.

Н.С.: Как окаменело сердце многих раскольников, как огрубели они в своём невежестве, сделались неспособными к восприятию семян истины, как закрываются они от лучей солнца — веры Христовой, можно было видеть на беседе в Кондраше. После приведенных из книг данных о неправоте федосеевщины, Константин Зосимов в порыве ожесточения воскликнул: «Если все уйдут в Церковь, я один останусь… He пойду туда». Тяжелое, подавляющее впечатление производят подобные слова.

С.К.: А кому из современных катехизаторов не известно это «тяжелое подавляющее впечатление»?

Н.С.: Надеевских женщин много путает одна раскольница из деревни Терехова по имени Параскева, которая ходит к ним. «Где священник посидит, — делает она наставления, — то место нужно выскрести». Из раскольников деревни Андреевская только одна хорошо читает — Ольга Ивановна Путникова. Разговорчивая с простецами, к нам на беседу она, видимо, явилась с намерением молчать, вела себя скромно, смиренно, высказала только, что жить «в вере» благословили её родители. Рассуждали, не опасный ли путь указан ей родителями? На земле дороже души человеческой нет ни чего, должно оставить все привязанности, забыть все сокровища мира, лишь бы найти правую веру и жить в ней. Чтобы вызвать раскольницу на рассуждения, я сказал ей: «Докажи мне правоту своего упования, и я, заботясь о спасении своей души, перейду в вашу общину». «Переходи», — был ответ.

C.K.: Представить себе на месте этой раскольницы многих православных очень легко. И очень страшно.

H.C.: Я стал говорить притчею. Как же я пойду к тебе в келью, я заблужусь, потому