— Это подозреваемые главные бывают. А свидетели — это все те, кто видел преступление или место преступления, — попытался защититься Рублев.

— Ну что там?! — подала вдруг голос Мария Митрофановна, которая так и не решилась спуститься. Жулька жалобно заскулила.

— Труп! — односложно ответила Серафима Карловна.

— Как «труп»?! — в ужасе воскликнула Мария Митрофановна. — Чей труп?!

— Иди сама посмотри! — крикнула Серафима Карловна.

Рублев воспользовался случаем и поспешил подняться по лестнице. Но в подъезд войти он не успел, поскольку к нему подъехал полицейский «уазик», к которому побежал Карим, а следом подкатило такси. Из такси, к огромному удивлению Рублева, вылез, оглядываясь по сторонам, Василий Титовец. Комбат взглянул на часы. До времени прибытия поезда, которое назвал в телефонном разговоре Василий, оставалось около часа.

Василий, высокий, широкоплечий светловолосый парень, очевидно уже успел расплатиться, потому что водитель не медля открыл ему багажник.

— Василий! — окликнул Рублев.

Тот как-то странно дернулся, но, узнав друга, радостно улыбнулся.

— Давай помогу! — сказал Борис, направляясь к машине.

— Да тут у меня только чемодан и сумка, — махнул рукой Василий, забирая из багажника вещи.

— Ты же говорил, что у тебя вещей много, — пожал плечами Борис. — И время другое назвал.

— Поезд раньше пришел… — чуть понизив голос, сказал Василий, когда машина отъехала, и опять огляделся по сторонам.

— Ну, чтобы поезда опаздывали, бывало. Но чтобы раньше времени приходили… — покачал головой Рублев, наконец пожимая руку Титовцу.

— Телефон, брат, сам знаешь, какая ненадежная штука, — нахмурился Василий, закуривая.

Рублев на его предложение закурить покачал головой и односложно ответил:

— Бросил.

— Да… — задумчиво пробормотал Титовец и опять оглянулся.

— Ты чего дергаешься? Следят за тобой, что ли? — спросил Рублев.

— Точно не знаю, — пожал плечами Василий, — но это вполне возможно.

— Слава богу, что вы никуда не уехали! — вдруг воскликнула появившаяся возле них Серафима Карловна. — Там внизу милиция. Вас ждут!

— Я товарища своего наверх провожу, квартиру ему открою и к вам спущусь, — пообещал Рублев, надеясь все же избежать разговора с полицией. Ему совсем не хотелось лишний раз светиться перед органами правопорядка.

— Имейте в виду, это не просто преступление! Это убийство! А вы главный свидетель! — строго заметила Серафима Карловна.

— Если я им буду нужен, они сами меня найдут, — сухо и даже резко оборвал ее Рублев.

— Хорошо, хорошо, — закивала Серафима Карловна, очевидно заинтересовавшись новым товарищем своего соседа, и поспешила в подвал, откуда эхо доносило лай не на шутку встревоженной Жульки.

— Что тут у вас стряслось? — поинтересовался Титовец, когда они вошли в подъезд.

— Убили парня в подвале. Говорят, бомжевал. Мне в это дело ввязываться не хотелось бы. Сам понимаешь, лишний раз светиться мне ни к чему, — заметил Рублев.

— Кому ж лишний раз светиться хочется, — пожал плечами Титовец, входя в квартиру и осматриваясь.

— Ты располагайся, в комнату проходи, а я на кухню. Голодный же небось с дороги? — спросил Рублев, окинув приятеля отеческим взглядом.

— Есть немного, — кивнул Титовец и, заметив на стене армейскую фотографию, где была вся их первая рота десантно-штурмового батальона, спросил: — Помнишь, майор?

— Помню, — кивнул Рублев и тяжело вздохнул.

Когда он смотрел на эту фотографию, ему вспоминалось разное. Однако сейчас почему-то стало горько. Да, были у них победы, но потери помнились острее. И если говорить о воинском братстве, то оно, как с годами понял Рублев, держится как раз на общей памяти не столько о победах, сколько о потерях.

Василий, взглянув на Рублева, все понял без слов и тоже тяжело вздохнул.

Уже на кухне, за горячими бутербродами, которые на скорую руку приготовил Рублев, Титовец поинтересовался:

— А ты как, служишь где или на пенсии?

— Считай, на пенсии, — кивнул Рублев и, чуть улыбнувшись, сделал несколько глотков горячего кофе.

— Не верю, — покачал головой Василий.

— И правильно делаешь, — улыбнулся Рублев.

— Я знаю, здесь, в Москве, с нашим военным опытом можно заколачивать неплохие бабки, только нужно знать где, — как-то вдруг воодушевившись, сказал Титовец.

Но Рублев только покачал головой и, чтобы перевести разговор на другую тему, спросил:

— А ты в Москву зачем? Ведешь себя как-то странно. Просишь встретить, а приезжаешь на час раньше. И налегке. Я-то, грешен, думал, что ты мне шкуру медвежью, рога привезешь, как обещал.

— Привезу. И шкуру, и рога, если появилась та, которая может их тебе наставить, — попытался пошутить Титовец.

Но Рублев сухо его оборвал:

— Это мне точно не грозит.

Эта тема была для Бориса Рублева табу. Он был из тех мужчин, которые не любят болтать попусту, хвастаться легкими амурными победами. О том, что творилось у него в душе, что волновало его сердце, знал, а точнее, догадывался лишь он сам.

Титовец это уловил и смущенно потупился.

— Ну, так в Москву ты зачем? — повторил свой вопрос Рублев.

— Дело здесь у меня, — пробормотал Титовец, болезненно морщась.

— Опасное? — спросил Рублев, сверля взглядом Василия.

— Не знаю еще, — пожал плечами тот. — Мне с человеком одним встретиться нужно.

— Из наших?

— Нет, — покачал головой Василий.

— У тебя на когда встреча назначена? — поинтересовался Рублев.

— Ну, пока что время терпит, — уклончиво сказал Василий, давая понять, что об этом он с Рублевым говорить не хочет.

— Ладно, — кивнул Рублев. — Я спросил, чтобы прикинуть, чем заняться. Может, выспаться хочешь или душ принять, отдохнуть?

— Нет, — отказался Титовец, — на это у меня точно времени нет.

Договорить они не успели: кто-то настойчиво позвонил в дверь. Рублев, еще не посмотрев в глазок, уже догадался, кто это мог быть.

На лестничной площадке стояла Серафима Карловна, только уже не в халате, а в элегантном красном костюме и черной шляпке.

— У нас еще одно убийство! — сказала она не то с горечью, не то с воодушевлением и добавила: — Вы нам очень, очень нужны! И товарища вашего тоже позовите! Будете понятыми!

— Давайте вы с ним будете понятыми, — предложил Рублев. — А я лучше останусь в стороне.

— Хорошо, но я вас жду. Пойдем… — сказала Серафима Карловна, чуть закатывая глаза.