Москву. Зачем тебе это? Учился бы здесь, в городе, спокойно. Сам говорил, что со второго полугодия курсантов в увольнительные каждые выходные отпускают. Обещал. Хоть виделись бы тогда…

— Служба есть служба, Сонь. Не хочу учиться, хочу жениться…

Девушка насторожилась.

— Да это из мультика фраза крылатая есть…, – улыбнулся я.

— А сам ты жениться, конечно, не хочешь? — зеленые глаза Сони превратились в щелочки. Щеки подернулись румянцем. В этом тихом гневе она была прекрасна.

— Дай хоть учебу закончить, - отшутился я. — И потом... Семья времени требует, а я то там, то здесь…

Соня привстала.

— У тебя там кто-то есть? В Москве?

— Э-э… Нет, конечно!

— А почему так долго думал? А? Говори! — Соня хлопнула ладошкой по подушке.

— Работа у меня там, Сонь, работа. Еще учеба. Практикумы какие-то мифические мне всучили заполнять. Методотдел школы милиции решил задницу себе прикрыть на случай, если проверят их. Я же, типа, в командировке на практике. Вот и заставляют меня всякой ерундой заниматься. Отчеты строчить. Дневник мифический вести. Бумагу марать с указанием, какими я там передовыми навыками и умениями овладел. Ну хоть обещали на сессии не валить. Ну как – обещали, так, намекнули, что если отчетность по практике в порядке будет, то на второй курс перейду. Крючкотворы хреновы. Хотя их понять можно. Профессура – она такая, им не результат важен, а сам процесс дидактический, который показать и зафиксировать в планах и отчетах можно. Может, на моем примере и других курсантов способных будут запуливать в какие-нибудь спецгруппы. Еще кто-нибудь из преподов кандидатскую на этом настрогает. Мол, новый формат обучения открыли и обкатали. Звучит?

Я вспомнил еще один хороший советский фильм, про цирк и тигров.

— Ну, ты уж постарайся. Без образования сейчас никуда. Даже на заводе разряд нормальный не получишь, а у вас – звания и все такое.

— Стараюсь. Вот лежу, заполняю дневник практики, разве не видишь?

— Но если и завтра твои друзья опять припрутся, я дверь не открою. И тебе не дам это сделать.

— Завтра не придут, — я снова состряпал виноватый вид. — Завтра с родителями обещал вечер провести.

— С родителями, это ладно, - вздохнула Соня. — А послезавтра мы…

— А послезавтра, — перебил я ее. — Мы Олежку берем в кафе “Мороженое”. Забыла?

— Да помню…

— Вот и хорошо, потом погуляем втроем. У него, вроде, жизнь устаканилась. Мать совсем не вспоминает.

— И слава Богу. Ты говорил, что злюка была.

— Была, но все же мать. Хотя оно, может, и к лучшему… Что так все обернулось. Ожил малец совсем теперь. Веселый стал, не то что раньше, затюканный какой-то ходил…

— Нельзя так говорить, Андрей. Радоваться чужой смерти.

— Да, знаю… Просто иногда кажется, что лучше бы некоторые люди и не рождались вовсе…

Тук-тук-тук! — кто-то по хозяйски забарабанил в дверь.

Соня накинула на себя одеяльце. Я встал, натянул штаны и пошел открывать.

На пороге стояла комендант общежития баба Глаша. Матерая бабуся-фронтовичка. Угловатая, как шкаф в моей комнате, с седым узлом на голове. Голос командирский, даже усы пробиваются.

— Закрылись, полюбовнички, воркуют! — коменда уперла руки в бока. — А вообще-то посторонним вход в общежитие воспрещен.

— Да какие это посторонние, баба Глаша, — превратился я в саму добродетель, расплывшись в гостеприимной улыбке до ушей. — Это жена моя. Ну, почти жена…

— Знаю, каких вы тут жен водите. Паспорт покажи со штампом и оформляй прописку тогда, как положено.

— Ну ладно, баб Глаш… Своим скидка же? Чаю хотите? С мишкой?

— Каким таким Мишкой? — комендант зыркнула по сторонам в поисках еще одного возможного зайца, вернее, Мишки.

— Известно с каким, который на севере. Сонины любимые конфеты.

— Некогда мне чаи гонять, я что пришла-то. Там у меня межгород висит на телефоне. Москва вызывает тебя. Иди трубку возьми. И скажи, чтобы в следующий раз не звонили мне. Я к тебе в камердинеры не нанималась!

— Москва? — я нахмурился. — Кто там на проводе?

— А я почем знаю? Мужик какой-то. Сказал, что дело важное и срочное.

— Он что, не назвался?

Что-то с трудом мне такое представлялось.

— Представился, конечно, только я, пока шла, фамилию его забыла. Странное дело, на фронте помнила почти все имена раненых, что перевязывала, а их, дай Бог памяти, по два десятка в неделю новых прибывало в полевой госпиталь. А тут фамилию одну забыла. Старею, видать… — комендант вздохнула.

— Да ничего вы не стареете, вы еще ого-го. Мы еще на вашей свадьбе спляшем.

— Типун тебе на язык, двух мужей схоронила, третий пусть живет… А вы, все-таки, распишитесь. Неправильно это, вот так по углам прятаться.

Она снова зыркнула за мое плечо.

— Придет время, баб Глаш, все сделаем как надо, - заверил я ее.

— Ага. Сделаете… Молодежь несознательная нынче пошла. Учишь вас, учишь, все как об стенку горох! Точно! Вспомнила! Горохов тебе звонит…

Я насторожился, и украдкой глянул на Соню. Лицо ее вмиг омрачилось. Будто заплачет сейчас. Она прекрасно понимала, чем такие срочные звонки заканчиваются…

Глава 2

Я спустился в кабинет (он же и жилая комната по совместительству) коменданта общежития. Взял телефонную трубку:

— Алло! Никита Егорович?

— Привет, Андрей Григорьевич! — радостно проговорила трубка голосом Горохова. — Как здоровье? Как себя чувствуешь?

— Да нормально все… Кашель еще маленько, пневмония, чтоб ее, затяжная получилась какая-то…

— Ну, ты давай, таблетки ешь горстями, или что там тебе прописали.

— Только витамины уже, а что случилось, Никита Егорович? Вы же не о здоровье звоните справиться?

Было слышно, как Горохов на том конце вздохнул.

— Ты прав, Андрей, дело важное, давай собирай манатки и в Москву дуй. Закрывай свой больничный раньше срока. Без тебя никак.

— Так вы же в Латвии, вроде, всей группой сейчас находитесь? Хищение янтаря расследуете. Катков рассказывал.

— Да все, закончили мы это дело… Там все просто оказалось. Кроме работников комбината еще и местный Главк был замешан. Поэтому областные и не могли разрулить. Сейчас по делу… Я уже начальнику школы позвонил. Они на тебя новый приказ на командировку состряпать должны и командировочные как положено оформить. Завтра деньги в бухгалтерии получишь – и покупай билет на самолет…