Сама писала.

Мечтаю сотрудничать с глянцем, это и круче, и приятнее, и с возможностями карьерного роста, но фиг мне. Пока я безвестный герой СМИшного пространства. И перед каждым понедельником для людей, которые любят секс, я сочиняю завлекалочки: " и в сауне, и в бассейне, в баре, в бильярде, на танцполе, на массаже — только ты и камасутра".

А за те деньги, что мне платят, в шоколаде и гости, и я.

Давлю ногтем экран и листаю список гостей.

В таблице пестрят галочки — почти все постоянчики сегодня в седле. Проверяю пустые клетки по списку контактов и захожу в переписки.

Улавливаю движение сбоку. Ко мне наклоняется Николь и шепчет:

— Дашь замшевые сапоги на вечер?

Начинается. Старые песни о главном.

— Ты собиралась собственные купить, наконец? — отвечаю недовольным вопросом, не отрываясь от планшета.

— Ау, второе декабря, — чеканит она. — Это тебе родители золотые горы переводят. А мне еще за квартиру платить.

Мы живем в трешке с евроремонтом, в хорошем районе, и родители мне столько денег не высылают, плачу своими, кровью выстраданными, но если откажу, то меня ждет концерт по заявкам "Кристина-а-а, ты жадина-а-а…"

Киваю:

— Бери. Но если каблуки опять свернешь — неси в ремонт.

— Я в прошлый раз отремонтировала! — она возмущается.

— Сама? — подхватываю тон. — На них стоять было невозможно, ноги выкручивало. И стельки изодрала. А там мех натуральный.

— Ой, до смерти мне напоминать будешь? Отдам я тебе деньги. Потом.

— С первой пенсии, — подсказываю. Держу палец над текстом и замираю. Перечитываю последнюю строчку с приглашением и не верю глазам.

Понедельник день тяжелый, но, клянусь, у нас ты не захочешь срать…

Что?

Спать, предатель Т9.

Вспоминаю странные входящие, типа "да у вас вроде неплохо кормят и не так страшно, чтобы бежать в туалет" и хихикаю, только теперь доходит смысл.

А следом понимаю, что мне влетит.

Клиенты вряд ли настучат, просто опечатка. Но если кто-то из наших клубных змей зайдет почитать переписки, то в очередной раз раздуют из мухи слона. Старшая админ заведет шарманку "ты знаешь, сколько человек рвутся на твое место? Уже простую замануху в несколько строчек не в состоянии проверить на грамотность?" Она и так косится, считает, что я из-за учебы плохо справляюсь с обязанностями. Я и на сайте должна постоянно торчать, как онлайн-консультант, что у меня не всегда выходит. И на работу являться вовремя, что тоже мимо. Меня и держат-то пока лишь потому, что я креативлю, когда продюссируем вечеринки. У них глаз замылился, столько лет крутятся в этой сфере.

А я свежий пот. Который ведрами с меня польется, едва порог клуба переступлю.

Во всем виновата Николь. Если бы она не лезла ко мне вчера со своими дурацкими конкурсами…

Со злостью, со всей силы пихаю ее локтем.

— Ай! — она вскрикивает и с удивлением поворачивается. — Аккуратнее нельзя?!

— Нельзя! — рявкаю. — И сапоги тоже! И платья! И, вообще, я переезжаю!

— Сапоги нельзя? — выпадает она в осадок. — И платья? Ты больная?!

— Девушки, вы по теме так громко рефлексируете али личное? — вклинивается Аверин. Деловня, как обычно, что-то суперважное объяснял, а мы имели наглость мешать ему, и теперь он сверкает в нас недоброй ухмылкой. При закрытых жалюзи и выключенном свете, в синих отблесках растянутого экрана, у него из бороды словно торчат клыки. Устрашающе, в подобном контексте и я уверую, что в кровати он оборотень — " Сумерки. Нахальный плагиат из России с любовью".

Николь молчит.

Он ждет ответ.

С экрана звучит смех персонажей двадцатидвухлетней давности, а реальная аудитория в тишине, как на погосте, рассчитывают на панихиду.

— Мы по теме. Поражаемся, почему такой полезный фильм такой смешной, — ляпаю, прервав паузу. Тянусь к красному высокому стакану с газировкой.

— Да? И что вас насмешило?

Пялюсь в экран, но можно не стараться, пока я отвлекалась суть ускользнула, и щас там сцена, где под торжественную музыку несут гроб, обтянутый флагом.

В тему. И комментарии не подглядеть, засада.

— Ну…Дастин Хоффман смешной. Вспомнила, как он переодевался женщиной в другой старой комедии, — мямлю.

Зря я это.

Аверин смотрит на меня несколько долгих секунд, как на идиотку. Переводит взгляд на часы. Говорит:

— Кристина, ваши любимые фильмы обсуждать времени нет, к сожалению. Осталось пять минут, у кого какие мысли? Желательно, не оффтоп.

Он садится за стол.

Я торопливо листаю отзывы на фильм.

Кто за язык тянул? Алекс строгий и не выносит глупость, и все мои предыдущие блестящие ответы он уже закопал в том гробу. Шопен, у меня горе, мне срочно нужен "Траурный марш", чтобы заглушить рыдания.

— Спасти мир нельзя, но можно попытаться, — говорит на экране Хоффман.

В поддержку мне. Точно, рано лапки поднимать. Вот неплохое мнение: " фильм о цинизме. Одна неправильная идеология меняется на другую, с ее помощью разрушаются государства…"

Подходит.

Откашливаюсь. Делаю большой глоток кока-колы.

— Короче, кино о цинизме, — доносится голос с заднего ряда. — Одна идеология меняется на другую, а потом разрушаются целые государства.

Давлюсь газировкой.

— Егор? Вы решили к нам присоединиться? — Аверин аж привстает на стуле. — Мне казалось, вы спите.

— Вам казалось, — за спиной Егор громко зевает и продолжает с ленцой. — Я в инете лазил, читал комменты на фильм. Захотелось поделиться. А что? Абрамова всю лекцию только этим и занимается. Крис, ну слово в слово шлепаешь с чужих отзывов. Фантазия своя по нулям?

Во мне умирает дыхание. И репутация. И саму меня пора хоронить, ибо зачёт я теперь точно не сдам.

Алекс молчит. Отрешенно дергает бороду. На автомате считаю движения: один, два, три, четыре…

Козлина Егор.

Сжимаю в руке стаканчик и оборачиваюсь. Между нами пять рядов, из них четыре пустых — заскок Аверина, студентам можно занимать только два первых и два последних, а в середине сидеть нельзя. Щурюсь. Темно, но все равно вижу насмешку, с которой парень изучает мое перекошенное лицо.

Анонс: Аверин Егор Александрович, сын препода и зарвавшийся мажор. И он терпеть меня не может. Но так открыто не гадил еще.

— Как крыса себя ведешь, — цежу.

— Наоборот, одолжение делаю. Крис, нельзя жить чужим умом, — он показательно стучит по корпусу планшета. — Иначе останешься тупой, как пластмасса.