– Да это ж дудник! – рассматривает траву майгун русский человек и упрямо дудит в свою дуду, с интересом вслушиваясь в мелодию, а заодно и в свою невыдуманную фамилию, где умственная замысловатость священнослужителей соединяется с клёкотом вещей птицы.

1

Последний год, разведясь наконец со вторым мужем и рассорившись с давней подругой, она всё чаще стала задерживать взгляд на субтильных юношах, коими, как выяснилось, Москва была полна. В городской сутолоке их легко было опознать по замедленным угловатым движениям, мечтательно блуждающему взору и выражению детской обиды на суматошный мир, в котором их обрекли жить.

С одним из них в сырой мартовский день, звеневший капелью с московских крыш, она, опоздав на электричку, оказалась за высоким столиком в тесном привокзальном кафе. Долговязый юноша грел озябшие руки, обхватив ими стакан с горячим чаем, смотрел мимо неё, но его скользящий, стесняющийся взгляд упорно возвращался к её пластмассовой тарелке с двумя бутербродами, и она в конце концов предложила:

– Хочешь? Угощайся, один – твой.

Юноша странно дёрнулся, будто его уличили в стыдном, бледное носатое лицо пошло пятнами. Хаотично жестикулируя, он стал отказываться. Но она решительно придвинула тарелку к его стакану, и его рука, словно бы сама по себе, помимо его воли, вцепилась в бутерброд с колбасой. Ел он сосредоточенно, а закончив, произнёс вежливо:

– Спасибо вам, выручили.

– Тебя как зовут?

– Константином.

Повлажневшие после еды глаза его излучали пылкую благодарность. «Юноша бледный / со взором горящим», – усмехнулась она и сказала:

– А меня – Элиной.

На самом деле звали её Еленой, но много лет назад, публикуя первую подборку стихов, она переиначила своё имя, считая, что так оно созвучнее мелодике её юных строк.

– Студент?

Он молча кивнул и тут же, боясь показаться невоспитанным, торопливо обрисовал ситуацию: кончилась стипендия, живёт в общежитии, ждёт из Липецка родительский перевод. Пытался подрабатывать – разносил рекламу по подъездам, да что-то там напутал с адресами. Прогнали. Не подскажет ли Элина, «не знаю, как вас по отчеству», где ещё можно найти приработок?

Сообщать отчество она категорически отказалась («Зачем подчёркивать разницу в возрасте? Называй меня как все – Элей») и, взглянув на часы, предложила проводить её на платформу. Пожаловалась: сумка с ноутбуком для её хрупкой конституции тяжеловата, деформирует плечо.

Шли к электричке в толпе по раскисшему, растоптанному снегу. Взглянув снизу вверх на своего нечаянного спутника, Элина подумала, что рядом с ним должна выглядеть неплохо: короткая фасонистая дублёнка, молодёжный рюкзачок за спиной, весёлые кудряшки из-под пёстрой вязаной шапки с модными, длинно висящими ушами. Ну а парень, конечно, не Бельмондо, выдающийся нос мог бы быть покороче, и куртка с капюшоном, кажется, жидковата, не для загородных прогулок, но зато ботинки с высокой шнуровкой, как у омоновца, штаны джинсовые не заношены, из-под зимней ворсистой кепки выбивается белёсый чуб. Худоват, конечно, сплошные выпирают мослы, да ведь откормить можно. Разница в возрасте? По сегодняшним временам это, как говорят его сверстники, – круто.

Если он не торопится, сказала ему, то, может быть, проедет с ней несколько остановок? Там, от станции до дома отдыха, где у неё заказан номер, минут пятнадцать ходьбы. Он как раз не торопится. И, конечно, доставит её ноутбук куда надо, только, пожалуйста, уточнил торопливо, это совсем не значит, что – за плату, просто у него сегодня действительно свободный день. Нет, почему же, возразила она с шутливой строгостью добровольной наставницы, всякий труд должен быть вознаграждён – если не деньгами и почестями, то хотя бы обедом.

За вагонным окном поплыли новые микрорайоны с высотками причудливо-ступенчатой конфигурации, мелькнул купол с минаретом недавно построенной мечети, потянулись пригородные посёлки – дома с заснеженными крышами, белыми квадратами огородов, подтаявшими тропинками, с молчаливым лесом, подступавшим время от времени вплотную к железнодорожной насыпи.

Мартовское солнце размытым пятном пробивалось сквозь тонкую облачную пелену, сея мягкий, бледно-жемчужный свет, тревожащий сейчас Элину неясным предчувствием. В таком состоянии ожидания с ней всегда что-то случалось – перемена в жизни, удачные стихи. Что в этот раз? Любовное приключение с нескладным юношей, сидящим напротив с её ноутбуком на коленях?.. У него длинный, почти гоголевский нос, блуждающе стеснительный взгляд, большие крепкие руки, наверное, способные быть нежными… А почему бы и нет?.. Надо жить «здесь и сейчас», иначе ускользает смысл, притупляется зрение.

Элина выспрашивала подробности его жизни: ходит ли на дискотеку? В театр? Некогда? Почему? Ну да, конечно, технический вуз – дело нелёгкое, но неужели досуга совсем нет? Понятно – проблема приработка. Хотя сейчас по Интернету можно подыскать удобную почасовую работу… Их разговор прервала бравурная мелодия – в кармане её дублёнки ожил телефон. Посмотрев на экран, Элина сунула мобильник под длинное ухо пёстрой шапки. Разговаривала, глядя в окно… Да, я в электричке. Да, конечно, в Дом творчества. На десять дней. Надеюсь, что напишу. Сколько? Не больше семи страниц? Боюсь, не уложусь. Да, конечно, сокращать вы умеете. Спасибо! Вернусь – перезвоню.

Спрятав мобильник в карман, она взглянула на своего спутника. Ожидала вопроса. И услышала – вы кем работаете?.. Засмеялась: можно сказать – птицей. Пою, а мне за это платят. Шучу, конечно. Нет, не певицей, зарабатываю на жизнь литературным трудом. Стихи, очерки, эссе. Что такое эссе? Статьи, написанные в исповедальном ключе, в свободном полёте ассоциаций. Сколько платят? По-разному, но хотелось бы больше… Между прочим, следующая остановка наша.

2

От станции, за переездом, их вела к дому отдыха подтаявшая тропинка – петляла под соснами, облепившими косогор. Под ним, внизу, с протяжным металлическим гулом проносились электрички, вдалеке маячили многоэтажки нового микрорайона, теснившие бревенчатые избы последней здесь деревеньки.

Тропинка, соскользнув с косогора, пересекла мосток через вертлявую, редко замерзающую мутную речку, обогнула окружённую старыми вязами, напоминающую сказочный терем часовню, срубленную несколько лет назад возле родника, круто вползла на бугристый склон, к крайним домам дачного посёлка. Его извилистые улицы, стеснённые высокими заборами, похожие на ущелья, были безлюдны, огороженные ими каменные строения с балконами, башенками и торчащими везде камерами видеонаблюдения казались бы необитаемыми, если бы не глухо ухающий лай сторожевых псов – они чутко откликались на шаги идущих.

– Тут обитают ну о-очень обеспеченные люди, – тоном экскурсовода, впавшего в сарказм, повествовала Элина, – из категории тех, кто не знает, что их ждёт завтра: то ли тюрьма, то ли пуля киллера.