— Пожалуйста, возьми меня с собой, папа! Нам будет так хорошо вдвоем с тобой. Обещаю, я буду тебя слушаться и стану общаться только с теми, с кем ты мне разрешишь.

Отец молчал, и Симонетта, еще крепче обняв его, продолжала уговаривать:

— Ты же будешь заботиться обо мне, а я о тебе. Ведь и мама всегда этого хотела.

Герцог сдался.

— Ладно. Я возьму тебя с собой. Но если возникнут какие-нибудь недоразумения или с тобой начнутся неприятности, ты немедленно отправишься домой. Ясно?

Симонетта, не отвечая, целовала отца, в промежутках между поцелуями приговаривая:

— Спасибо, папа… спасибо… спасибо. Я так тебя люблю! Мы отлично проведем с тобой время!

Путешествие до Парижа стало для Симонетты волнующим приключением. Ничего подобного она раньше не испытывала.

Уезжая, отец обычно оставлял ее на попечении гувернанток или какой-нибудь пожилой родственницы, которые только и делали, что читали девочке нотации, выискивая недостатки в ее манерах. Она же считала дни до возвращения отца, который был самым главным в ее жизни, и часами простаивала у окна, чтобы не пропустить появления его кареты.

И тогда после скучных, монотонных занятий они снова отправлялись на верховые прогулки по всему поместью, рыбачили на озере, а по вечерам обедали вдвоем.

Самое большое удовольствие Симонетте доставляли их задушевные беседы и их «состязания» в зарисовках какого-нибудь уголка поместья или статуй в парке, прилегавшем к дому.

Именно отец впервые рассказал ей, что импрессионисты первыми попытались изобразить свет на своих картинах, и это полностью изменило ее взгляды на живопись.

Девушка внимательно слушала все, что говорил отец, а затем попыталась перенять его манеру письма. Как все дети, она могла быть предана только одному идеалу, и под впечатлением разговоров с отцом была готова поставить импрессионистов выше старых мастеров, чьи картины висели по всему дому.

Предыдущие поколения их семьи создали внушительную коллекцию живописи. В ней было собрано множество полотен. Неудивительно, что герцог, который вырос среди столь великолепных образцов мирового изобразительного искусства, и сам захотел научиться рисовать. Однако мало у кого из родственников он встречал понимание, а тем более — симпатию к своему увлечению. Да и сам Клайд не проявлял особого рвения до встречи с Клодом Моне. После знакомства с живописцем он отправился в Париж, где оказался в мире, о существовании которого вряд ли подозревал раньше, но который поразил и очаровал его.

Это впечатление лишь усилилось оттого, что он скрыл свое аристократическое происхождение и художники приняли его как энтузиаста, стремящегося влиться в новое течение в живописи, которому были преданны они сами.

Раньше, когда герцогу случалось пересекать Ла-Манш, он гостил у кого-нибудь из своих знатных приятелей. Посещал званые вечера, балы и первоклассные, самые дорогие увеселительные заведения.

Импрессионисты же устраивали свои нескончаемые диспуты в дешевых кафе, выпивая при этом изрядное количество абсента и негодуя, что общество не желает признавать их творчество. Но герцог чувствовал близость с самыми значительными художниками из тех, с кем познакомил его Клод Моне.

Он с нетерпением ждал того момента, когда сможет отложить в сторону свои серьезные и, несомненно, весьма значительные обязанности и отправиться во Францию, где снова станет обыкновенным художником, который вместе со своими собратьями по творчеству борется за признание и успех. Ждал с нетерпением, подобным тому, которое испытывает путник в пустыне в ожидании появления благодатного оазиса на горизонте.

Но теперь, сидя в удобном экипаже, он поглядывал на Симонетту, размышляя про себя, стоило ли ему брать с собой дочь. Не было ли подобное безрассудство непоправимой глупостью с его стороны?

Конечно, ему не хотелось огорчать дочь, оставляя ее в одиночестве. Она только-только избавилась от опеки гувернанток, и у нее было слишком мало друзей, к которым она могла бы отправиться погостить, не договорившись об этом заранее. К тому же герцог вполне разделял ее мнение, что тетушка Луиза — не самое подходящее общество для девушки на время отсутствия отца.

Несомненно, у них была и другая родня, которая была бы рада принять Симонетту, но об этом тоже требовалось предварительно договориться.

А герцогу совсем не по душе было терять время на все эти скучные дела, поскольку домик в Провансе предоставлялся в его распоряжение лишь на время отсутствия владельца, одного из приятелей Моне. Этот человек занимался реализацией картин и размещением заказов, любил комфорт, и герцог не сомневался, что домик окажется хоть и небольшим, но весьма уютным, и это привлекало его гораздо больше, чем небольшая дешевая гостиница, где художники размещались по несколько человек в комнате. К тому же кое-кому из них еще наверняка пришлось бы помогать взбираться по лестнице после чрезмерных возлияний.

Эта сторона жизни его новых друзей слегка коробила и самого герцога, а уж знакомить с ней свою дочь у него не было никакого желания.

Он отправляется в Ле-Бо с серьезным намерением — рисовать. Но ему пришлось бы по душе, если бы он встретил там единомышленников, с которыми можно поговорить после заката солнца о том, что его интересовало.

Герцог пытался уверить себя, что вряд ли кто-нибудь догадается об их принадлежности к английскому светскому обществу. Ну а для Симонетты все это напоминало игру в шарады или подготовку к любительскому спектаклю в их небольшом домашнем театре, в котором им с отцом предстояло сыграть главные роли. Она неоднократно устраивала на Рождество представление для слуг и окрестных ребятишек.

— Ты должна выглядеть прилично, но бедно, — объяснил ей герцог, готовясь к отъезду, — так, чтобы было ясно: ты слишком увлечена живописью, чтобы думать о нарядах.

Симонетта засмеялась:

— Это не просто, папа. Все мои вещи очень дорогие.

Если на это не обратят внимания мужчины, то женщины обязательно подметят.

— Надо найти что-нибудь подходящее, иначе я не смогу взять тебя с собой.

— Я подберу себе отличное платье, — пообещала Симонетта, и в глазах ее засветились лукавые огоньки.

Задача ей выдалась не из легких, но в конце концов она отыскала несколько более или менее простых домашних платьев, которые носила несколько лет назад, и попросила белошвейку, работавшую у них в доме, расставить их по фигуре.

— Зачем вам понадобились эти старые лохмотья, мисс? — удивилась миссис Бейнс. — Будь моя воля, я давно отослала бы их в приют.

— Там, куда мы с папой едем, — выкрутилась Симонетта, — мне придется играть роль бедной девушки в любительском спектакле. Ей приходится самой зарабатывать себе на жизнь. Но в конце она, конечно, выходит замуж за прекрасного принца.

— Вот для такой сцены у вас нарядов предостаточно, — заметила миссис Бейнс.