Они выехали очень рано, но путь до Арля оказался долгим и утомительным. Герцог даже несколько раз вздремнул после обеда, да и Симонетта почувствовала, что устала.

— Не стоит ехать сегодня на ночь глядя, — решил герцог, — уже поздно. Переночуем здесь, а завтра утром отправимся в Ле-Бо.

Они направились в гостиницу, которую им порекомендовали как лучшую в городе. Им достались две не слишком удобные кровати, но они были благодарны и за это, поскольку гостиница оказалась переполненной.

— Интересно, по какому случаю здесь собралось столько народу? — спросила Симонетта.

— Похоже, здесь должен состояться бой быков, — предположил герцог.

Девушка вскрикнула от ужаса.

— Бой быков! Я всегда считала это очень жестоким и неприятным зрелищем.

— Ты права. Но быки здесь специально выращиваются для участия в подобных боях. И тебе вряд ли удастся переубедить местных жителей и заставить их отказаться от их традиций, которые восходят к временам римлян.

— У меня нет никакого желания смотреть на это.

— У меня тоже. Так что не волнуйся.

Но слова его были излишни. Девушка слишком устала, чтобы волноваться о чем бы то ни было, и сразу же уснула.

Утром, когда герцог ожидал, пока им принесут в комнату утренний завтрак, Симонетта неожиданно воскликнула:

— А ты знаешь, здесь великолепный амфитеатр, он почти не уступает Колизею в Риме. Нам просто необходимо взглянуть на него!

— Согласен! Время у нас есть. Осмотрим местные достопримечательности, а затем отправимся в Ле-Бо.

— Правда?! — обрадовалась девушка. — Как ты добр!

Ведь ты, наверное, все это уже видел, но я в восторге.

— Полагаю, ты придешь в восторг и от Ле-Бо, — заметил герцог.

В этот момент горничная внесла завтрак, и Симонетта не успела ответить.

Она смотрела в окно, разглядывая узкую улочку со старинными домами, в которых жили люди, но ей казалось, будто они обитатели разных планет.

Неожиданно у нее возникло странное чувство, что здесь начинается для нее нечто новое и важное, о чем она пока даже не догадывается. Словно судьба решила перевернуть страницу ее жизни и подавала ей об этом знак, пока еще неясный.

Девушка чувствовала, что перед ней готовы открыться неведомые горизонты.

Это предчувствие не покидало ее, хотя и казалось странным.

«Что ж, — подумала она, — занавес поднимается, и мне предстоит сыграть новую роль, о которой я и понятия не имела раньше».

— Как замечательно! — вырвалось у Симонетты, стоило открытой карете, запряженной парой лошадей, тронуться с места. Герцог улыбнулся.

— Я чувствую то же самое. Нас ждет удивительное приключение.

Симонетта, волнуясь, сжала его руку.

Им предстояло проехать десять миль к северо-востоку от Арля к предгорьям Альп, где на скалистых склонах посреди нетронутой природы расположилось местечко Ле-Бо.

Вскоре они миновали пригороды Арля, основанного, насколько знала Симонетта, еще Юлием Цезарем, а начиная с шестого столетия ставшего портом и торговым центром. Теперь перед глазами девушки замелькали, сменяя друг друга, картины природы, никогда не виденные ею прежде.

С одной стороны тянулись овощные плантации, защищенные от ветра высокими живыми изгородями. Потом дорога стала подниматься в гору, и среди стройных миндальных деревьев появились темно-сиреневые кисти лаванды, которую в Провансе специально выращивали.

Проехав еще немного, они увидели отливавшие золотом пшеничные поля, изумрудную зелень лугов, виноградники, серебристо-серые оливковые рощи.

— Какая красота! Ты только посмотри, папа! — то и дело восклицала Симонетта.

Она знала, что отец видит этот мир по-особому. Он искал в нем то, что его друзья-импрессионисты называли «интенсивным светом».

Клод Моне, бесспорный лидер новой художественной школы, считал, что рисовать следует исключительно на пленэре[2].

— Свет и цвет, — говорил он тем, кто соглашался его слушать, — даны нам Всевышним, так почему же мы должны отказываться от такого подарка?!

И хотя поначалу идея Клода Моне казалась слишком революционной, ему удалось привлечь на свою сторону и Эдуарда Мане, и Ренуара. Теперь герцог понимал, почему именно Прованс обладал для этих живописцев особой притягательностью.

Для Симонетты все вокруг было исполнено очарования.

А когда наконец вдали появились очертания голых скал, чьи зубчатые края четко вырисовывались на фоне синевы неба, от восторга девушка буквально потеряла дар речи.

Но и ее отца открывшаяся взору картина не оставила равнодушным.

Оба вспомнили о той отчаянной борьбе, которую в средние века вели феодальные сеньоры, владельцы Бо, со своими врагами.

Почти неприступная крепость несла смерть смельчакам, которые отваживались нападать на нее.

Но те времена миновали, и осталась лишь магия этих мест, которую путешественники ощущали тем явственнее, чем ближе становилась конечная цель их поездки. Все вокруг околдовывало путников своей непохожестью на то, что им когда-либо приходилось видеть.

По извилистой дороге лошади поднялись на самый верх;

В вышине показались руины замка, расположенные среди белых скал, так что было почти невозможно различить, где кончаются одни и начинаются другие.

Затем, миновав перевал, они спустились в долину, зажатую между скалами.

Здесь было совсем немного домов, и неожиданно для Симонетты возница остановился у небольшого домика с покатой, в романском стиле, крытой красной черепицей крышей.

Взглянув на дом с открытыми навстречу солнцу окнами, окруженный крохотным цветущим садиком, девушка подумала, что он напоминает кукольный и очень отличается от особняков, в которых ей доводилось жить с отцом прежде.

— Это здесь мы остановимся? — тихо спросила она.

— Полагаю, да, — отозвался герцог. Они вышли из кареты и направились по узкой дорожке к открытой настежь двери.

Когда они вошли в домик, оказалось, что герцог почти касается головой тяжелых потолочных балок.

Не успели они осмотреться и отметить, что гостиная обставлена и удобно, и красиво, как через другую дверь, которая, вероятно, вела в кухню, в комнату вошла женщина.

— Здравствуйте, мсье. — Полагаю, вы и есть те гости, которых мсье Луи Готье велел мне ожидать.

— Да, это мы! Меня зовут Клайд Колверт, а это — моя… моя ученица, мадемуазель Симонетта.