Итак, артуровская легенда — это архетип фэнтези. Но фэнтезине дерево с одним корнем. Она стала популярной еще потому, что была жанромопределенного ВРЕМЕНИ.

А точнее — времен. Вспомним — вспышка фэнтези на гранишестидесятых — семидесятых годов, когда эта литература была принята и поднятадо уровня символа наравне с хиппи, Вудстоком, была реакцией на выстрелы вДалласе и Вьетнаме, на технизацию, отравление окружающей среды, на культленивого потребительства перед экраном телевизора. Именно в это время рождаетсяиной культ — культ бунта. На стенах станций метро появляются оптимистическиенадписи «Фродо жив» и «Гэндальфа в президенты». Газетная заметка о бездумномуничтожении среды обитания подается под заголовком «Еще немного Мордора!».Разумеется, в то же самое время происходит взрыв хищной, бунтарской либо предупреждающейНФ, но ей далеко до популярности фэнтези. Ибо читатель начинает чувствовать ипонимать тлеющую в нем жажду бегства из отвратной и ужасающей повседневности,от окружающего его бездушия и бесчувственности, от отчужденности. Он хочетубежать от «прогресса», поскольку это ведь вовсе не прогресс, а «Дорога в ад».Сойти с этой дороги хотя бы на несколько минут, углубиться в чтение, чтобывместе с героями отправиться в Серые Горы, где золота, как известно, нет.Плечом к плечу с верными друзьями сразиться с Силами Тьмы, потому что этотМордор, который на страницах романа» угрожает фантастическому миру;символизирует и олицетворяет собою те силы, которые в реальном мире угрожаютиндивидуальности — и мечтам. Однако исходящий из таких мечтаний эскапизм — этоэскапизм меланхолический. Ведь того, что творится вокруг нас, мечтаниями нисдержать, ни изменить не удастся. И здесь мы возвращаемся вновь к легендеКруглого Стола. Потому что артуровский архетип живьем переносит в фэнтезиособую, поэтическую меланхоличность, свойственную этому жанру. Ведь легенда обАртуре — легенда грустная и меланхолическая, она, как наверняка сказал бы Лем,легенда с «ненулевой суммой». Смерть, принесенная Артуру рукой Мордреда, сводитна нет возможность сотворения Царства Добра, Света и Мира. Грааль вместо того,чтобы объединить рыцарей Круглого Стола, распыляет их и приводит к антагонизму,делит на ДОСТОЙНЫХ и НЕДОСТОЙНЫХ прикоснуться к священной чаше. А для самоголучшего из них, для Галахада, встреча с Граалем означает прощание с этим миром.Ланселот сходит с ума, Мерлин позволяет Нимуэ одурачить себя и заточить.Кончается эпоха. Древнему народу Большой и Малой Британии, эльфам и другимрасам придется уплыть на Запад, в Авалон либо Тир-Нан-Ог, потому что в нашеммире для них места уже нет. Что и говорить, не очень-то во всем этом ощущается«гомеостат сказки».

А борьба Добра со Злом? В легенде Зло не побеждает напрямуюи очевидным образом — Мордред погибает, фея Моргана проигрывает «сражение». Носмерть Артура должна — мы ведь это знаем — привести к нарушению изумительныхпланов короля. Отсутствие наследника не может не вызвать хаоса, борьбы завласть, анархии, мрака. Но в то же время Мерлин вечен и когда-нибудь давернется — как Гэндальф. Вернется из Авалона и Артур. А вернется он тогда,когда с нашим миром действительно будет плохо. Тогда он очистит Землю отостатков Мордора, и воцарятся мир, согласие и вечное счастье.

Именно эту-то лиричную меланхолию, печаль по уходящемувремени и кончающейся эпохе, сдобренную оптимизмом и надеждой, артистическииспользовал Толкин во «Властелине Колец». У меня слезы наворачивались на глаза,когда Корабль забирал Фродо из Гавани и когда Сэм извещал Рози, что он толькочто вернулся. Дада. Мэтр Толкин проехался по артуровскому архетипу, как донскойказак по степи, ну что ж, он был Первым и Великим. Тот, кто позже кинулся потому же следу, получал ярлык эпигона. Да и как же мог не получать? Ведьархетип-то был тот же самый!

В пользу мэтра Толкина надобно сказать, что указанныйархетип он использовал так блестяще, столько сил и труда вложил, дабыпревратить архетип в пригодное для усвоения современниками повествование, чтосоздал собственный архетип, архетип Толкина. Повторим эксперимент, вновьобратимся к книге фэнтези, взятой с нашей полки, посмотрим, о чем она. Так вот,живет-поживает в более или менее сельской местности герой и чувствует себянедурственно. Вдруг появляется таинственная фигура, обычно чародей, и сообщаетпротагонисту, что тому необходимо не откладывая и без проволочки отправиться вВеликий Поход, ибо от него, протагониста, зависят судьбы мира. Потому как Злособралось напасть на Добро. И единственное, что Злу можно противопоставить, этоМагическое Нечто. Магическое же Нечто укрыто Где-то Там, хрен его знает: скореевсего, в Серых Горах, где, как известно, золота нет.

Призванный «герой» делает круглые глаза, поскольку и в самыхсмелых своих снах не думал — не мечтал, что от него могут зависеть судьбы мира.Он малость сомневается в словах чародея, но тут на него обязательно инеожиданно нападают Черные Посланцы Зла, и ему приходится от них бежать. Бежитон в Хорошее Место, там обретает минуту покоя и там же узнает о Легенде и оПредначертании. Что делать, выхода нет. Протагонист вынужден совершить ВеликийПоход, используя для этого карту, которую автор предусмотрительно поместил вначале книги. Карта кишмя кишит щедро разбросанными Горами, Чащобами, Болотамии Пустынями с Ужасными Названиями. Не беда, что Главная Квартира Врага, ккоторой надобно пробраться, находится на северном либо восточном обрезе карты.Можно не сомневаться, что герой станет двигаться зигзагом, поскольку долженпосетить все Страшные Места. Ходить прямыми дорожками в фэнтези категорическипротивопоказано и даже запрещено.

Естественно, герой не может путешествовать в одиночку,поэтому ему быстренько подбирают Дружину — коллектив колоритных и вдохновенныхсубъектов. Само собой разумеется, все идет зигзагом, а приключения в СтрашныхМестах, от которых стынет в жилах кровь, перемежаются буколическими передышкамив Дружественных Долинах. Зло будет повержено, по крайней мере, до того момента,пока автору не взбредет в голову писать продолжение — потому что в этом случаеЗло «возродится» и все придется начинать заново. Таким образом, вся мощнаяволна посттолкиновской фэнтези — это жанр, открывающий мало нового,штампованный, низкопробный, чепуховый и незаслуживающий того, чтобы о немговорить серьезно. Таково мнение критиков, а с чем же еще считаться, как не сих мнением? Кстати, кроме вторичности фабул надо учесть еще два элемента —болезненную тягу авторов фэнтези к кон— струированию многотомных саг и… книжныеобложки.