После тренировки, когда принцесса остывала, сидя на земле, Макс сообщил:

– Если все будет спокойно, послезавтра окажемся в поселении.

– Правда? – Алина даже лицом просветлела, принимая у него из рук ломаную сухую лепешку.

– Правда, – буркнул Тротт, глядя, с какой жадностью она вгрызается в пресное угощение, чуть ли не давясь от голода, запивая его водой и закатывая глаза. – Немного осталось. Надеюсь, удача нам не изменит.

На следующий день Алина бодро пробиралась вслед за профессором по надоевшей папоротниковой чаще. Вокруг было жарко, тихо и мирно. Каких только растений тут не росло! Огромные папоротники принимали самые причудливые формы: они были то со стволом в виде бутылки диаметром с домик, увенчанной пышной кроной, то высокие, покрытые чешуйками, как шишки, то витые, то растущие горизонтальными волнами, напоминающими гигантских змей. Ребристые стволы, шарообразные, плоские, кое-где сросшиеся в длинные стены, которые приходилось обходить… И еще сотни видов, от карликовых до гигантских, в сочных листьях и дуплах которых кричали птицы и жужжали насекомые, а у корней то и дело мелькала какая-нибудь местная живность. Чаща постепенно редела и становилась не такой непролазной. Но принцесса почти не обращала на все это великолепие внимания, погрузившись в мечты. Перед ее мысленным взором вставали то удобная кровать с одеялом и подушкой, то ванна, то – верх желаний! – кусок мыла и мочалка, которые она не выпустит, пока не смоет с себя всю грязь. А если еще можно будет сварить суп… Живот свело, пятая Рудлог сглотнула слюну и со стыдом посмотрела на напряженную спину Тротта. О чем она думает? Суп, мыло – когда их в любую минуту могут поймать и убить!

Словно в ответ на ее мысли сверху раздался знакомый гул. Алинка быстро шмыгнула к древесному стволу, привычно распласталась на нем, провожая взглядом едва видимую сквозь большие листья папоротников «стрекозу» со всадником. Оглянулась – лорд Тротт тоже смотрел на улетающего раньяра, и выражение лица его было очень мрачным.

Стоило чудовищу скрыться из виду, как инляндец отошел от ствола, прислушался. Снова раздался гул.

– Еще одна, проф… – начала Алина испуганно, но он прервал ее жестом, поводя головой в стороны и втягивая носом воздух. Шагнул назад, в укрытие, и, когда вторая стрекоза скрылась, свистяще рявкнул:

– Бегом, Богуславская! Скоро тут будут охонги!

Он побежал, и Алина без слов сорвалась с места, понеслась следом, уже на бегу соображая, что в воздухе действительно едва уловимо тянет муравьиной кислотой. Затем и эти мысли ушли – она, подавляя желание оглянуться, сосредоточилась на удержании ровного дыхания и на том, чтобы не споткнуться об очередной осклизлый корень или пенек. И чтобы не отстать.

Следующие несколько часов превратились в сплошной бег с небольшими передышками.

Тротт бежал, перепрыгивая через коряги, периодически оглядываясь на принцессу. Где-то в стороне мелькала черная тень – и он перехватывал Алину за руку, дергал за прикрытие стволов, пережидал. Слышался гул – и он прижимал спутницу к земле под пышной кроной, сжимаясь сам, – и тут же тянул ее дальше, когда раньяр пролетал мимо.

Принцесса не жаловалась. Она сосредоточенно дышала, слушалась его безмолвных команд и, похоже, даже бояться не успевала.

Лес шумел, лес скрипел, сообщая чуткому уху Макса о том, что полон чужаков. С разных сторон под лапами охонгов скрипели ветки и хлюпала вода в лощинках, слышались их верещание и голоса ловчих. Их с Богуславской еще не увидели, слава богам и местной буйной растительности, но количество наемников было таким, чтобы и крысозуба не пропустить.

Деревья росли все реже, а значит, и лес просматривался дальше. Спереди раздалось тонкое верещание охонга – и Макс, резко остановившись, выругался и толкнул Алинку к витому папоротниковому стволу. И шепотом приказал:

– Лезьте вверх, быстро!

Алина даже не стала спрашивать как – хотя папоротник напоминал мясисто-зеленую детскую горку, закручивающуюся по спирали в небеса и там распадающуюся на гигантские листья. Кое-где края «желоба» почти смыкались, где-то расходились – и принцесса, пыхтя, упираясь руками и ногами в ребристую прохладную кору, лезла вверх, слыша позади такое же тяжелое дыхание Тротта и стараясь двигаться поскорее. Внутри папоротника сильно пахло чем-то, напоминающим лавровый лист, смешанный с алоэ.

– Еще! – шипел инляндец, когда Алина останавливалась в страхе, что дрожащие руки подведут и она сорвется вниз, утянув за собой и профессора. – Выше! Иначе нас учуют!

Она лезла и лезла, не обращая внимания на мешающие крылья, пока в очередном витке, пятом или шестом по счету, Тротт не дернул ее за ногу, призывая остановиться.

Здесь желоб-ствол располагался почти вертикально, и края его сходились совсем близко – между ними была щель сантиметров двадцать, не больше. Внутри он напоминал широкую бочку. Алина изо всех сил упиралась руками и ногами в стенки, растопырила и крылья, но руки немели, отказывали.

Снизу послышались голоса.

– Сейчас упаду, профессор, – прошептала Алинка, с отчаянием представляя, как она выкатывается из этой «горки» прямо под ноги преследователей.

– Не вздумайте, – процедил он. Зашевелился – принцесса даже боялась опустить голову, чтобы посмотреть, что он делает, – а инляндец подполз выше, ей за спину, и, упираясь только ногами, достал у нее из ножен кинжал, воткнул рядом с ее рукой.

– Держитесь, – второй, его нож вошел в кору рядом с другой ладонью. Алинка вцепилась в рукояти, а Тротт обхватил ее за талию и прижал к себе. Сразу стало легче.

Алина затихла, глядя из укрытия вниз, на землю, где остановились два охонга со всадниками. Ей было жарко, за спиной тяжело дышал профессор Тротт – он тоже был горячий и напряженный, и сердце его колотилось так же, как ее собственное.

Люди переговаривались, охонги с тонким верещанием поводили передними лапами в воздухе, крутили треугольными головами.

– У них на лапах обонятельные ворсинки, – неслышно шепнул Тротт на ухо – и она дернулась от щекотки и прикосновения жесткой бороды. Крепкая рука тут же сжала ее сильнее, и Алинка замерла. Ствол от ее движения, как ей показалось, скрипнул просто оглушительно. Но ловчие внизу не обратили на звук внимания.

– Спокойно, – так же тихо проговорил инляндец. – Мы, конечно, наследили, но запах этого растения перебивает наш, и если следов еще не заметили, то скоро уйдут.

Охонги действительно немного потоптались около их укрытия и пошагали дальше, от одного папоротника к другому, пока не скрылись из виду. Алинка закрыла глаза – от облегчения у нее даже в голове загудело.

А когда открыла, поняла, что звук был реальным. Прямо напротив принцессы, в витке ствола висела гигантская стрекоза. Крылья ее и издавали этот гул, двигаясь так быстро, что выглядели четырьмя смазанными веерами. Челюсть, способная перекусить Алинку, сжималась и разжималась, а два фасеточных глаза, казалось, смотрели прямо на нее.