были очень схожи. Одинаковые вкусы в одежде, музыке, увлечениях. Только она здоровая, а я нет… Даже себе не представляю, что сейчас чувствует моя Вика. Наверное, вспоминает наш последний разговор. Немного жесткий, раздраженный. Я была не в духе, она устала… Наверно, корит себя… Как и я… Нужно было сказать, что я ее люблю, поблагодарить за заботу. А я вспылила…

А мальчишки? Как они? Сердце разрывается на кусочки. Маленький Владик… Жора…

Тихонько всхлипываю, стараясь сдержать горькие слезы. Переворачиваюсь на бок и утыкаюсь лицом в пахнущую сухой травой подушку, чтобы заглушить рыдания. Ко мне пока никто не заходил, но вдруг, услышав явный шум, ворвется. А я не готова сейчас к посетителям. Совсем не готова.

Плачу горько, надрывно, понимая, что это в последний раз. Вот выплачусь, вылью горе, и шагну дальше. А пока мне просто это нужно. Нужно вот так, с надрывом, содрогаясь от тихих давящих всхлипов перевернуть страницу под названием «Жизнь Кати» и начать другую.

В том, что слова бабушки Марийки правдивы, сомневаться не приходится. Я ведь собственными глазами видела свое тело. Такое привидеться просто не может.

Заканчиваю рыдать, когда в голове становится пусто, словно в жестяной кастрюле. Осторожно поднимаю голову, и громко шмыгаю носом. Приходится вытирать мокрые щеки рукавом грубой полотняной сорочки. На душе становится чуть легче. Меня не стало на Земле, но я жива. Жива моя семья. Не это ли есть благо. К тому же у меня теперь здоровое тело. Относительно здоровое. Почему девочка, то бишь я, лежу в постели пока не известно. Но руки и ноги у меня рабочие.

Еще раз шмыгаю носом и аккуратно сажусь, опираясь спиной о подушку. Тело кажется еще слишком слабым, чтобы держать равновесие. И принимаюсь вновь разглядывать здоровые руки. По очереди сжимаю и разжимаю кулаки, сгибаю каждый пальчик, чувствуя, как пульсирует кровь в тонких сосудах под бледной, почти прозрачной кожей, как легко и плавно сокращаются мышцы, приводя в движение изящные косточки фаланг. Это невероятно. Просто невероятно понимать, что у тебя вместо привычной одной руки целых две. И ты ими можешь делать, что пожелаешь, что тебе захочется, и не просить помощи… ничьей. Правда, идеально-гладкую кожу обеих запястий прочерчивают глубокие, как свежие, так и уже почти зажившие, порезы. Но ведь они зарастут, останутся разве что маленькие, почти незаметные шрамики. По сравнению с тем, как выглядела моя конечность на Земле, это сущий пустяк.

Оголяю ноги и теперь осматриваю второе сокровище, которое мне досталось. Стройные голени, тонкие лодыжки. И нет никаких болей. Осторожно шевелю ступнями, сгибаю похолодевшие пальцы, верчу то одной, то второй ногой, разгоняя кровь.

А если попробовать встать, у меня получится?

На лбу выступает испарина только оттого, что я сажусь прямо и опускаю ноги на холодный каменный пол. Руки начинают дрожать от усилий. Поддерживать тело в вертикальном положении становится трудно. Я понимаю, что даже если мне и удастся подняться, то я и шагу ступить не смогу. И будет еще хуже, если я, не удержавшись на ногах, свалюсь на пол.

Осторожно поднимаю ноги обратно и укрываю их одеялом, причем совершенно вовремя. Ибо за стеной слышаться осторожные шаги и тихий, кокетливый смех. Быстро укладываюсь обратно на подушку и прикрываю глаза. В сумраке комнаты можно и через полуопущенные веки подсмотреть. Вряд ли кто-то заметит.

Дверь тихо отворяется и в спальню заглядывает румяная круглолицая девчушка с канделябром в руке. За ее спиной торчит высокий тощий юноша.

— Я же говорил, она спит, — тихо шепчет он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

— А если она уже того… Совсем… — пищит испуганно девушка. — Раньше вон хоть ворочалась, стонала, бредила. А теперь лежит тихо, как мертвец.

Последние слова кидают в ужас, первым порывом сразу же возникает желание повернуться, но это будет слишком подозрительно. И я силой воли заставляю себя лежать, как и лежала.

С одной стороны ничего же мне не будет, если я дам знать, что бодрствую. Но возможно из разговоров этих слуг я узнаю что-то важное, например, что случилось с хозяйкой тела.

— Так иди, проверь — советует парень.

Видно, что ему уже порядком надоела нерешительность подруги

— Я боюсь, — всхлипывает она. — Может ты?

— Бэли! — рычит парень, впервые называя девушку по имени.

Та всхлипывает еще раз. Уже гораздо жалобнее.

Любовь все-таки подвигает юношу на героизм, и он переступает порог комнаты. Тихие шаги звучат осторожно и размеренно. Мой посетитель двигается, словно по минному полю. Я стараюсь дышать тихо и равномерно, как и полагается спящему человеку, но видимо слишком усердствую, и парень застывает надо мной. Я ощущаю его взгляд, пробегающий по моему лицу, и стараюсь не подглядывать, расслабить веки, чтобы не дрогнула ни одна ресничка. Интересно, что же видит мой посетитель, какое у меня теперь лицо? А вдруг оно уродливое, покрыто оспинами или язвами… Подобные мысли отчего-то вызывают приступ панического страха, глубоко под одеялом ладонь сминает простынь в кулак. Но к счастью юноша насмотревшись, поворачивается, и я слышу удаляющиеся шаги.

— Ну что? — у порога встречает его вопросом Бэли.

— Пока жива, — слышится ответ парня, а затем звонкий звук поцелуя и следующий за ним пощечины.

— Ты чего, — хрипит ухажер. — Разве я не заслужил награду?

Бэли тихо фыркает.

— К слову, если хочешь знать. Она не протянет до утра, ручаюсь. Дыхание слишком слабое. По-моему я даже слышал хрип, — голос парня вновь становится вкрадчивым и соблазнительным.

Видимо настырный юноша не теряет надежды добиться еще одного поцелуя.

— Лорд Торнед тоже хрипел перед смертью. Страшно… — пищит Бэли. — Будто его душило что…

Их голоса удаляются. А я понимаю, что мое решение притворится спящей, принесло какие-никакие плоды. Интересно, от чего же умер этот Торнед, и должна была умереть я? Вернее умерла, раз я заняла тело бывшей хозяйки.

Жажда возвращается снова, но приходится терпеть. Хорошо, что организм не напоминает о других потребностях. Видимо за болеющей девушкой не то что, не ухаживали, молча, ожидая ее смерти, а еще и не поддерживали жизнь питательными веществами, стараясь ускорить процесс.

Мне кажется, я все-таки на некоторое время задремала, ведь когда открываю глаза в очередной раз, комнату заливает серый утренний свет. А спустя минуту дверь отворяется и в комнату широким шагом заходит высокая крепкая женщина. Ее ярко-рыжие волосы горят словно факел, а оранжевые веснушки покрывают все лицо, не оставляя даже сантиметра чистой кожи.

Я дергаюсь от неожиданности, и огромные светло-карие глаза тут же останавливаются на мне.

— Леди Кассия, вы живы! — восклицает зашедшая, так и