Родины, на благо народа. Он сам выкладывался на производстве полностью и того же добивался от всех работников ДЭУ № 540 (дорожно-эксплуатационного участка). Поэтому часть трассы Алма-Ата — Ташкент, которую он обслуживал от села Чалдовар (границы Киргизии) до Джамбула, всегда была образцовой.

Конечно, чтобы этого добиться, приходилось проявлять инициативу, которая иногда не вписывалась в установленные рамки. Например, проверяющие из Москвы удивлялись, как удается сохранять на этом участке дорожное полотно в отличном состоянии даже после зимы. Однажды секрет был раскрыт. Среди контролеров оказался не кабинетный чиновник, а опытный дорожник. Он с ходу измерил ширину шоссе и обнаружил, что оно шире планово-расчетного на полметра с каждой стороны. Поднялся скандал, пошло разбирательство с обвинениями в разбазаривании государственных средств. Про отличное состояние дороги все как-то сразу забыли. Пришлось с цифрами и выкладками доказывать, что как раз эти сверхплановые полметра позволяют при ремонте принести ощутимую экономию, которая в конечном итоге с лихвой перекрывает издержки.

Завершилась нервотрепка к взаимному удовлетворению сторон: вместо поощрения ДЭУ и лично начальника, как одного из победителей Всесоюзного социалистического соревнования, Валентину объявили выговор, а ДЭУ урезали на этот год премиальный фонд.

Правда, всех секретов Валентин не раскрыл. Дело в том, что ему за несколько лет до этого удалось получить разрешение и приобрести две гэдээровские дробилки, хотя производство щебенки не вписывалось в функционал дорожных строителей и поэтому финансированию не подлежало. Но зато ДЭУ перестало зависеть от поставок щебня, ведь самого камня в горах Ала-Тоо немерено. А любой дорожник знает, что если щебенки вдоволь, он всегда план выполнит. Со щебенкой ты уже не обыкновенный начальник ДЭУ, а дорожный Король! Благодаря этому не рекламируемому ресурсу и удалось успешно расширить дорожное полотно.

Уходя на пенсию в переломном 1991 году, Валентин предупредил нового начальника, чтобы он на волне бездумной приватизации не вздумал продать дробилки: будет щебень — у ДЭУ всегда будет доход, а у коллектива — зарплата. Его совет попал на «благодатную» почву, потому как дробилки первыми прилипли к рукам прихватизатора, приехавшего по такому случаю из Алма-Аты. «Умные» люди предлагали Валентину самому выкупить дробилки в личную собственность и получить весьма ощутимую прибавку к пенсии, но для него это было немыслимым предательством всего коллектива ДЭУ и своих принципов.

А коллективом своим он гордился еще больше, чем качеством вверенной ему дороги. В ДЭУ не было текучки кадров, а устроиться на работу в него мечтали многие жители села, станции и даже военного городка. Коллектив был интернационален: кроме русских, украинцев, белорусов и казахов около 40 % составляли немцы и греки, были также карачаевцы, лакцы, балкарцы. Пьянство на рабочем месте было исключено, дисциплина была образцовой.

Самым важным праздником был День Победы, которому вместе со всеми радовались и немцы. Только после выхода на пенсию, когда завершалась перестройка, а немцы и греки стали уезжать на «историческую родину», Валентин узнал, что не все немцы были советскими (выселенными жителями Республики немцев Поволжья, бывшей сталинской республики). Один из его работников оказался эсэсовским унтер-офицером, а одна из соседок, очень милая, всегда улыбчивая бабулька, — радисткой диверсионной группы. Неприятный осадок от этого не исчез даже после того, как они написали из Германии теплые письма в ДЭУ, с добром вспоминали коллектив и вообще жизнь в селе. Бывший унтер-офицер, получивший по прибытию в ФРГ почти шестьсот двойных окладов, положенных ему за все время «пребывания в плену», в одночасье стал миллионером. Валентину пришло от него приглашение погостить в Германии пару недель полностью за его счет.

Сначала Валентин вспылил, приняв это послание за издевку. Но потом остыл, перечитал и понял, что немец от чистого сердца хотел отблагодарить за человеческое отношение к нему в течение двух десятков лет совместной работы. Германия осыпала бывшего эсэсовца почестями и деньгами, но еще не перевоспитала. Он остался советским человеком.

Тяжелее всего приходилось на новогодние праздники. Бывало за ночь, он просыпался по несколько раз. Петарды, которые запускали многочисленные фанаты салютов и фейерверков, звучали, иногда, как выстрелы из танков или даже гаубиц, иногда, как разрывы немецких мин 81-го калибра, а порой их серии на слух совпадали с работой станковых пулеметов. Лежа на кровати и будучи лишен возможности подойти к окну, Валентин не мог органично связать звуки взрывов с завораживающей красотой китайской пиротехники, поэтому две недели зимнего праздника превращались для него в четырнадцать ночей интенсивных боев. Вот выстрелило соседнее орудие, а вот дважды пушки левофланговой батареи, затем несколько длинных очередей «Максима» и отдаленный ответ фашистских пулеметов, несколько разрывов от немецких «бомбометов», свистящий шорох от пролетающих над головой ракет, выпущенных «Катюшами». Недолгое затишье, и все начинается по новому кругу. К старому Новому году он уже ненавидел и салюты, и китайцев.

Совсем по-иному воспринимал Валентин фейерверки 9 мая. Те же звуки, но это подготовка к последнему сокрушительному наступлению, это празднование ПОБЕДЫ! Удивительно, но среди канонады петард и фейерверков в эту майскую ночь выстрелов «с немецкой стороны» он не слышал.

Не раз, и не два, вспоминая день, разделивший жизнь на до и после, Валентин удивлялся, что память не сохранила звука разрыва немецкого снаряда, поставившего точку в его фронтовой жизни. Он хорошо помнил, как утром ранило наводящего и подносчика, и из расчета остались он, да водитель «Студебеккера». Немцы отчаянно, не считаясь с потерями, контратаковали большими силами. Связь с пехотой была прервана. Однако он самостоятельно нашел в бинокль гитлеровский дзот с крупнокалиберным пулеметом и пытался его уничтожить. И это все, что отложилось в памяти. Результат его последнего выстрела он так и не узнал.

Валентин читал повести и рассказы, посвященные Великой Отечественной войне, и часто встречал утверждения, что последний бой запоминается до мельчайших деталей, нередко его расписывали буквально по секундам. Но у него весь рассказ был очень короток, что очень разочаровывало слушателей. Ему и самому это не нравилось, и он все чаще заявлял разным настырным посетителям, что ничего не помнит.

Как-то в самом начале 90-х молодая журналистка по заданию областной газеты долго пытала Валентина, стараясь получить нужный ей материал для статьи ко дню Победы. Но безуспешно. Он, даже приняв сто грамм, никогда не хвастался подвигами. Разве что об успехах на охоте. Но когда она перешла к модной в те времена теме о бездарных командирах, которые не щадили солдат, чтобы выслужиться перед начальством, он позволил себе немного раскрепоститься.

— На фронте случалось, что солдаты непечатно проклинали своих офицеров, — заявил Валентин сразу оживившейся журналистке. — Представьте себе, что идет дождь. И не