– Эй, Спайк, о чем задумался?

– Так, ни о чем. – Он скрутил себе папироску, затянулся, оглядел тлеющий багровый кончик. Выпустил дым мне в лицо.

Я отвернулся, и в этот момент к бару подъехали на велосипедах мужчина и женщина. Они были одеты в одинаковые оранжевые жилеты, а их велики были с переметными сумками, на рулях – фары, на спицах колес – катафоты. Велики выглядели по-боевому, нечего сказать.

Мужчина взглянул на вывеску бара и спросил:

– Пропустим по одной?

– Давай, – сказала женщина, и они прислонили велосипеды к стене и, извинившись, протиснулись мимо нас.

Когда они исчезли внутри, Спайк сказал:

– Эл?

– Чего тебе? – сказал я.

– Ты умеешь хранить секреты?

– Не знаю, наверное. А что за секрет?

– Ну, я сам не знаю, может быть, это вообще и не секрет. Пока не секрет. Но я кое-что сегодня увидел.

– Ты кое-что увидел?

– Да.

– И что же это было?

– Мы с хозяином поехали по делам в Клейхенгер. Он хотел, чтобы я забрал трактор у старого Харриса и отогнал назад. Знаешь это место?

– У Харриса с фермы Моут?

– Ну да, того самого. Так вот, я туда поехал на автобусе. Соскочил там, завел трактор, еду обратно по дороге, что проходит за холмом Хенитон.

– Так это же как раз рядом с нами!

– Вот именно! – Спайк подул на пиво. – Короче, слушай. Еду я себе, и вдруг трактор заглох. Черт его знает! Я слез, стал вручную заводить и в этот момент заметил того чувака. Я вообще-то почти всех тут знаю…

– Ну и что?

– А то, что он шел за деревьями, а на плече нес инвентарь.

– Какой еще инвентарь?

– Обычный – грабли да мотыгу. С длинными черенками. Вроде как знал, куда идет.

– Ты уверен?

– В чем?

– Ну что он знал, куда идет?

– Вроде да, но как я мог проверить? Я должен был починить чертов трактор, а потом я завел его и поехал своей дорогой. Вот только мужик этот с тех пор у меня из головы не выходит. Я весь день про него думал. Такой здоровый, черт, высоченный… И знаешь, что самое странное? Вид у него какой-то типа нездешний…

– И это весь твой секрет?

– Да нет, есть еще кое-что… – Спайк допил свое пиво, а я тем временем прикончил свое. – Хочешь повторить?

– Давай.

Он отправился за новой порцией, а я остался на крыльце слушать блеяние овец на другой стороне дороги. В вечернем воздухе дрожал зной, не хотел отпускать уходящий день. Внутри бара хозяйка бранила кого-то за разговоры о политике. Я еще немного послушал, потом встал, вышел на дорогу и уставился на изгородь. Тут из бара вышел Спайк, и мы с ним зашли за дом и уселись на широкой скамье перед столиком.

– Так ты говорил, что проезжал под холмом Хенитон, – напомнил я.

– Точно. Вот я и решил разнюхать, что там делал незнакомый чувак. В тот же вечер и отправился.

– Разнюхивать – твое любимое занятие, верно?

Он так взглянул на меня, что на секунду я испугался, что он меня сейчас треснет. Спайк не из тех, кто спускает людям шуточки о себе. Он ужасно вспыльчивый, и, хотя потом быстро отходит и всегда извиняется за то, что накостылял по шее, дразнить его все равно нет смысла. У Спайка удар правой такой, что мало не будет, и к тому же одним ударом дело никогда не кончается. Но он спокойно ответил:

– Верно… – а потом рассказал, как оставил свой трактор на придорожной парковке и отправился по следу незнакомого чувака.

На ходу Спайк придумал себе готовую историю – у него на все готова история. Что будто он ищет двух овец, что отбились от хозяйского стада. «А вы их, часом, не видели? Они вроде сюда наладились…»

Спайк нашел под деревьями тропу, по которой шел незнакомец, и прошагал по ней с полмили. Пересек ручей по небольшому каменному мосту, и тут тропа разделилась на две. Одна шла вверх к коттеджу на горе, другая уходила вниз, в лес.

– Там было как-то странно, – сказал Спайк. – Совсем тихо, понимаешь? Ни птиц не слышно, ни ветерка, вообще ничего. Тихо, как в могиле. Я слышал только свое дыхание да звук шагов. Тропа стала совсем узкая, но нахоженная, словно ею часто пользуются. Я уже думал повернуть назад, как вдруг кое-что услышал.

– Что ты услышал?

Спайк приложил к губам палец и понизил голос:

– Я нырнул в кусты и залег там. Тропа заканчивалась на небольшой поляне. И там стоял тот самый чувак – около высокого парника на обручах.

– Что? Такого, в котором выращивают овощи?

– Точно.

– А что он там делал?

– Хрен знает, – сказал Спайк. – Это нам с тобой и предстоит выяснить. Он залез в парник, а я решил сделать ноги. Мне не захотелось ошиваться там одному. А получить от него кой-чего можно.

– Получить?

– Ага!

– И нам надо выяснить, что к чему?

– Конечно!

– А зачем?

– Ну, знаешь…

– Мы должны переться черт-те куда, потому что какая-то горилла залезла в парник посреди леса?…

– Эй, я не говорил, что он горилла!

– Но ты же сказал, что от него можно получить!

– Ну и что? Получить можно не только в этом смысле слова.

Спорить со Спайком, когда он входит в раж, бессмысленно и даже опасно. Лучше всего дать ему выговориться, поэтому я закрыл рот и молча слушал, пока он снова и снова объяснял мне, что да, мы именно это и собираемся сделать: выяснить, что та горилла делала в парнике посреди леса.

– Мы?

– За тобой должок, забыл, Эл?

И правда. Пару месяцев назад мы со Спайком выпивали в Веллингтоне, и я сказал одному придурку, чтобы он прекратил молоть херню насчет моего пива. Тот недоумок сказал, что я типа пью мочу, а не пиво, вот я и приказал ему заткнуть пасть. Иногда я открыто говорю людям, что думаю, а вот Спайк предпочитает разговаривать кулаками. Его собственные мозги, если не замышляют какую-нибудь очередную пакость, обычно работают на холостом ходу. Тогда еще кто-то сказал: «А ну повтори!» И я сказал: «Да пожалуйста!» – и повторил. Спайк пил в другом конце бара, но он всегда чувствует, когда назревает буча, он и из самого Майнхеда почуял бы неладное.

– У тебя все путем? – спросил он, неожиданно появившись за моим плечом. В одной руке он держал пустой стакан, а другую засунул в карман. Вид у него был совсем расслабленный.

– Да, – сказал я.

– Это что, твой приятель? – спросил Спайк, и недоумок, который обозвал мое пиво мочой, сделал шаг назад.

– Мы просто болтали о пиве, – сказал я.