Но перспектива перехода государственных крестьян в удельные взволновала крестьянское население Поволжья и ряда других регионов. Введение нового порядка взимания денежных сборов, указания строить «запасные» хлебные магазины, производить обязательные посадки картофеля и другие распоряжения госказны рассматривались крестьянами как доказательство продажи их в удел частным владельцам.

В свою очередь, всевозможные поборы чиновников увеличивали недоимки крестьян. Например, крестьяне с. Нарышкина Чембарского уезда Пензенской губернии неоднократно жаловались губернатору на злоупотребления со стороны волостного головы. В 1830 г. 130 крестьян из 2075 жителей этого селения отказались платить подати и выполнять другие повинности. Чтобы избавиться от рекрутской повинности при очередном рекрутском наборе, эти крестьяне попросту разбежались. На усмирение непокорных крестьян в это селение были посланы военные силы, которые быстро справились с заданием.

Бедность деревни обрекала ее на полное разорение и голод в случае стихийных бедствий. Достаточно было очередного неурожая или массовой эпидемии, чтобы крестьяне были надолго выбиты из хозяйственной колеи и оказывались на грани гибели. Летом 1830 г. в губерниях Нижнего и Среднего Поволжья, а затем и в центральных черноземных районах появились признаки холерной эпидемии. Строгие карантинные меры, сопровождавшиеся вымогательствами и произволом представителей власти, часто являлись поводом для массовых волнений государственных, удельных и помещичьих крестьян. Эти волнения тоже «усмирялись» войсками.

Не успели крестьяне оправиться от последствий холерной эпидемии, как их постигло новое стихийное бедствие: в 1832 г. в России началась полоса неурожаев, охватившая многие уезды. Неурожай и сопутствующие ему голод с безработицей сильнее всего поразили Тамбовскую губернию (кстати, нынешняя территория Тамбовской области составляет лишь треть от территории Тамбовской губернии). В свою очередь, увеличение податного оклада в конце 1830-х вместе с неурожаями 1839-1841 гг. довели крестьян русских губерний, в буквальном смысле, до отчаяния. В различных губерниях происходили крестьянские волнения.

Тяжелое экономическое положение и социальное бесправие крестьянства вызвали в 1830-1840 гг. переселения, а то и массовые побеги крестьян на окраины Российской империи. Кроме того, резко усилились гонения государства и «официальной» церкви на православные и другие христианские секты-конфессии. Как отмечал в этой связи В.Д. Бонч-Бруевич, «распространение молокан в первой половине XIX в. было огромно по стране. Они не только заселили Ставропольскую губернию, не только жили в Крыму, но также жили целыми поселениями в Тамбовской, Воронежской, Самарской, Саратовской, Астраханской губерниях; переселялись в большом количестве в Сибирь, Закавказье, Среднюю Азию». Причем молокане в конце 1840-х были причислены властями и «официальной» церковью к разряду «особенно вредных сект». Более того, сектантам не разрешалось занимать даже общественные должности, если в обществе имелись православные лица. Избирать молокан в почетные граждане также запрещалось, молоканам крестьянского сословия было запрещено переходить в городское и т.п. Схожим преследованиям подвергались граждане — представители других христианских сект.

Особенно ожесточилось отношение к сектантам в Саратовской, Воронежской и Тамбовской губерниях, так как в этих губерниях было много удельных земель. В 1835 г. Николай I приказал переписать всех руководителей молоканства и других христианских сект в Тамбовской и соседних с пей губерниях для того, чтобы сослать их в Закавказье под строгий надзор полиции. Немного позже эти меры распространились на все русские губернии Европейской России и Урала, т.е. исключая Финляндию, Царство Польское, Прибалтику и Бессарабию.

Начало законодательно оформленному переселению русских сектантов на территорию Закавказья положило постановление правительства от 20 октября 1830 г., которое прекращало водворение духоборов и молокан в Новороссийском крае вследствие усилившегося там малоземелья и разрешало поселение лишь в Закавказье. Вдобавок переселению подлежали раскольники, уличенные в распространении своей веры. Их следовало отдавать в солдаты на службу в Закавказский корпус, а «при неспособности к оной, равно как и женщин, отсылать для водворения в закавказские провинции». Однако это постановление открывало путь, и для добровольного переселения: «Раскольников... из людей казенного ведомства, просящих о переселении к их единомышленникам, водворять впредь в закавказских только провинциях».

Вопрос о размещении переселенцев находился в ведении главноуправляющего Закавказским краем, при этом предписывалась необходимость пресечь распространение сектантства. Указ от 13 декабря 1832 г. предписывал селить сектантов в разных местах и в небольшом количестве, «не составляя из них... особой области, дабы они со временем не могли стать вредными». Семьям ссыльных переселенцев должно было выдаваться пособие на строительство домов в размере 100 руб. в малолесных районах и 50 руб. — в лесных. Сектантам без семей выдавалась лишь половина этих сумм. А прибывавшие в Закавказье по собственному желанию для соединения со своими единоверцами должны были сами заботиться о средствах к жизни.

Первоначальным местом поселения русских сектантов в Закавказье явилась Карабахская провинция, куда сперва ссылались духоборы с Дона и молокане из Тамбовской губернии. С 1833 г. последовало разрешение Министерства внутренних дел о поселении русских в другие районы Закавказья. Первое сектантское поселение Закавказья (село Базарчай) было основано в 1832-1833 гг. на территории Восточной Армении — в Нахичеванском уезде.

Однако в 1830-е гг. появились законы, облегчавшие положение сектантов в Закавказье. Они были даны переселенцам по просьбе закавказской администрации, по мнению шторой, прежние указы, носившие ограничительный и, в основном, репрессивный характер, препятствовали вовлечению сектантов в экономическую жизнь региона. Так, Указ от 27 мая 1835 г. разрешал закавказским молоканам, принадлежавшим к крестьянскому сословию, переходить в городское, хотя число выделенных для этого городов было ограничено (Нуха, Шемаха, Куба, Шуша, Ленкорань, Ордубад и Нахичевань).

Затем, в 1836 г. было разрешено выдавать сектантам паспорта или временные билеты для выезда на заработки. А в 1837 г. был сделан еще один шаг к увеличению русских в Закавказье: были разрешены переселения сектантам-субботникам по всей Кавказской области (т.е. включая Северный Кавказ). Увеличению притока русского населения в Закавказском регионе и на Северном Кавказе способствовал и закон 1838 г., позволявший сектантам свободно собираться и совершать свои обряды.

Словом, правительство решило комплексно использовать русский фактор в своей закавказской политике, включая укрепление национально-политической безопасности этого региона. Очевидно, что введение в действие законов, облегчавших положение сектантов в Закавказье, вызвало широкое добровольное переселение молокан и представителей других христианских сект в край и такая мера, как ссылка, вскоре потеряла свое воздействие в этой сфере. Причем сектанты сумели быстро наладить добрососедские отношения с местным населением, что имело важное значение для укрепления позиций Российской империи и русского населения в регионе.