Я не верила, что сумею окончательно сбежать от дорогого папочки — рано или поздно он меня найдет и попытается вернуть. Но, во-первых, я выигрывала таким образом время на осмысление своей дальнейшей жизни — вдруг мне удасться найти выход, а не только обзавестись новыми знаниями и звонкими монетами? А, во-вторых… завеса, в Эроиме сейчас и правда все бурлило. Могло ведь так случиться, что королевского Палача захлестнет — и он захлебнется в этом политическом шторме? И сама причина моего побега перестанет существовать?

— Хорошо, — мужчина вздохнул, — я подпишу приказ. Нам не хватает еще двоих — буду надеяться, что хотя бы они не окажутся лучшими… Иначе я надолго лишусь удовольствия лицезреть действительно талантливые работы.

Ректор совмещал еще и должность магистра Магических Картин — он знал, о чем говорил.

— Кто еще едет?

— Кинтан Фигейреду и Филипп Валверди. И… ты ведь понимаешь, что вам придется сформировать новую пятерку между собой?

— Конечно, — я равнодушно пожала плечами. В отличие от многих, я не испытывала особого пиетета к этим объединениям. Привыкла танцевать одна.

От ректора я выходила вдохновленная и сомневающаяся. Что у меня получится. Размышляя, каким таким образом послезавтра, когда в столице день отдыха, и даже мой отец не выходит из особняка, я должна буду оказаться у «Вестника» — большого постоялого двора на окраине города, откуда отправится экипаж со студентами и сопровождающими.

Как сделать так, чтобы хотя бы три дня, пока мы не достигнем границы с королевством Одивелар, меня не искали. И насколько вообще мой безумный план укрыться во вражеском доме окажется успешен?

— Тали?

Меня нагнала Ливия, начала что-то говорить, но потом вдруг прищурилась:

— Ты ведь не со стороны библиотеки идешь.

Я вздохнула. Не хотелось объявлять о своем отъезде, но врать одному из немногих людей, с кем у меня в жизни сложились нормальные отношения, не стала.

— От ректора. Я собралась… ехать.

— В… Одивелар? — она поняла сразу и была почти шокирована. — Но почему?

И тут я решилась на еще одну откровенность:

— Дела у папаши в лавке идут неважно — он вознамерился выгодно отдать меня замуж за старикашку и не хочет слушать никаких возражений. Выкуп жених, похоже, предоставляет ого-го какой. Так пусть охладятся оба! Пока я буду отсутствовать, тот, наверняка, найдет другую дурочку… А с выплаченными деньгами я не только помогу семье, но и смогу какое-то время жить, не оглядываясь на богатеньких страшилищ.

— Хм… — кажется, мои причины заставили девушку всерьез задуматься. Да настолько всерьез, что она молчала все последующие занятия, что для такой болтушки было сверхусилием. И это молчание значило столько, что я почти не удивилась, что Ливия перегородила мне дорогу, когда я уже выбегала на улицу — в попытке успеть проделать обратный путь до кареты, что будет ждать меня в конце чужой аллеи.

Она подтолкнула вперед щуплого парнишку, которого я смутно помнила, и коротко отрекомендовала:

— Отавио Пиньял. Он тоже с нами поедет.

— Тоже? С нами?!

— Ну а чего мне оставаться, если из академии уезжают самые сильные? Визги этих придурков в столовой могли обмануть кого угодно, но не меня — «никем» все, кто отправляется в Одивелар являются лишь для недалеких мелких аристократишек. Ректор же рыдает — а это что-то да значит.

Она так хлопнула рукой по узкому плечу Олавио, что тот покачнулся, и я едва сдержала улыбку. Что-то мне подсказывало, что изначально парень никуда не собирался.

— А как же опасности и твои сомнения? — подмигнула.

— Ой, ну может же девушка передумать? — хохотнула Ливия и поволокла свою жертву дальше. Подозреваю, что хвастаться.

Ну а я отправилась домой, надеясь, что моему плану ничего не помешает… пусть даже этого плана у меня пока не было.

Что может скрыть побег лучше, чем другой побег?

Всю ночь я обдумывала возможные варианты собственного исчезновения, и лишь когда окончательно определила каждый свой шаг и слово, позволила себе провалиться в сон.

Проснулась я, как обычно, рано. В приоткрытое окно доносились ароматы расцветающих деревьев и свежей выпечки, занавеси колыхались от легкого ветерка, а я решила, что, поскольку сегодня выходной, могу себе позволить поваляться в кровати. Потянулась с улыбкой и с легким недоумением прислушалась к странным ощущениям… И вспомнила.

Требование отца, мое отчаяние и принятое предложение поехать во вражеское государство.

Как же быстро все это стерлось из моей памяти…

На мгновение возникло трусливое желание отказаться от своего плана и принять все то, что решили выдать мне Великие Боги в лице моих родителей. Но я подавила его. Мимолетная слабость может стоить жизни — потому я не должна позволять её даже в мыслях.

К выходу из комнаты я готовилась с особым тщанием.

Замазала лицо новомодными белилами, обескровив еще и губы, углубила синяки перед глазами, надела самое непритязательное платье и тоскливое выражение лица… И отправилась в столовую по широкй лестнице сгорбившись и волоча ноги.

В общем, жалкое зрелище.

Почему-то именно сегодня взгляд цеплялся за всякие мелочи. Роскошные рамы картин, тщательно выбитые от пыли портьеры, натертые ступени и яркая шелковая вышивка на стенах. В особняке все было подобрано со вкусом и говорило о достатке хозяев — причем не вульгарно крича, а почти ненавязчивым шепотом. Прекрасный дом… любимый мной долгие годы. Но я готова была больше его не видеть, если это выкупит мою свободу.

Тихо поздоровалась с матерью и сестрой и приступила к завтраку, уставившись в свою тарелку.

— Талис… ты не заболела? — я постаралась услышать за вопросом хозяйки дома заботу, но не вышло. Скорее, она была раздосадована — тэни Домини не терпела болезных.

— Все в порядке… плохо спала, — пробормотала после паузы, бросив беглый взгляд на сестру. Та наморщила лоб, явно пытаясь понять, что происходит с её обычно бойкой соседкой по столу.

Не волнуйся, я объясню…

Я и правда собиралась «побеседовать по душам», упомянув, якобы случайно, нашу тетушку, и мое желание хоть ненадолго к ней съездить — чтобы успокоиться и принять выбор отца. Тетушку, что жила обособленно и достаточно далеко, чтобы мое там отсутствие обнаружилось не сразу. Для того, чтобы в тот момент, когда я, рассерженная и рыдающая, выскочу из дома и умчусь на лошади без всяких сопровождающих, сестра вспомнила, куда я могла бы направиться.

Сабрина нашла меня в саду, роняющую скупые слезы, и с присущей ей бесцеремонностью принялась выяснять, что происходит.

Отругала за мой «чрезмерно гордый нрав и непонимание роли женщины», покачала головой на желание хоть немного прийти в себя «у глупой и недалекой старой девы, которая только и может что танцевать — удивительно, как еще не сошла с ума», а также высокомерно добавила, что на моем месте обрадовалась бы такой великолепной партии.