Продвигаясь по лесу, я запоминал ориентиры (камень необычной формы, искривлённый ствол дерева, большой корень) и время от времени бросал камешки. Они были такие белые и гладкие, что, казалось, светились в лесном сумраке: возвращаясь, я видел их издалека, словно огни аэропорта. За поворотом тропинки я увидел дом, совершенно неожиданный в этом безлюдном месте. Это были скорее руины: очень старые с виду, из грубых камней, полуразвалившиеся. От крыши осталось немного, все стёкла исчезли давным-давно, а там, где когда-то висела дверь, чернела лишь покривившаяся прямоугольная дыра. Когда-то, судя по фундаменту, это была большая постройка, вроде маленького замка или усадебного дома. Растительность поглотила останки здания, придав ему вид странный, одновременно пугающий и фантастический.

Я остановился, и моё сердце забилось быстрее. Удивление, страх, волнение – как будто я нашёл сокровище, как будто я был конкистадором перед храмом майя. Я достал мобильник – связи не было. Я начал фотографировать, поскольку знал, что никто мне так просто не поверит. У меня «воображение безграничное», а те, кто это говорит – к примеру, мой преподаватель или мачеха, – вовсе не собираются сделать мне комплимент. Я оглянулся с телефоном в руке. Когда последний камешек блеснул в лучах солнца позади меня, я успокоился: тропинка тут была ненадёжная, часто терялась среди леса. Дом под соснами произвёл на меня такое же впечатление, когда я увидел его впервые. Это трудно объяснить… Такое смутное ощущение, вроде кошмара, который преследует тебя весь день – и знаешь, что это лишь дремотное видение, но где-то он застревает, и чувствуешь себя не в своей тарелке.

Но, как обычно, любопытство взяло верх. Я сделал несколько шагов к зияющей дыре: мне необходимо было увидеть, что же там внутри. Не знаю, что я ожидал увидеть. Труп? Зомби? Мне было страшновато.

Я шагнул в дыру. Тут же по спине пробежал тот самый «мороз по коже», который прямо-таки преследует меня с тех пор, как мы здесь поселились. Помещение было пустое, серое от пыли, но не это было самым страшным. Страшна была огромная хрустальная люстра посреди комнаты, разбитая вдребезги. Подвески валялись повсюду – мелкие разлетелись на осколки, крупные сверкали, как бриллианты, в полутёмных углах. Я задохнулся от изумления: не знаю, чего я ожидал, но только не этого! Зрелище напоминало о конце света. Был здесь мир, и этот мир исчез, был поглощён… Чем? Кем? Внезапно я вспомнил о документальных подводных съёмках «Титаника» – разрушенные бальные залы, коррозия, водоросли, мурены и другие морские чудища. Я замер, закрыв глаза. В голове у меня звучало: «Всё в порядке, не дури, это просто заброшенный дом». Я повторил это три или четыре раза, как молитву, глубоко дыша. Сердце стало биться спокойнее, через некоторое время я открыл глаза. Я помотал головой, потом сказал вслух сам себе:

– Дурак ты. Ну совсем дурак.

Мой голос эхом отдавался в развалинах. Успокоившись, я огляделся. Кроме разбитой люстры, кругом почти ничего не было. Ветхие перегородки, жалкие обрывки выцветших обоев. Справа – огромный камин, тоже разрушенный, словно разинутый беззубый рот. Вокруг стена была чёрная – огромное пятно сажи в форме воронки. Паркет, от которого остались жалкие деревяшки, покрыт пылью, грязью, сухими листьями, ветками и паутиной. К тому же воняло: прохожие, не такие робкие, как я, считали это место подходящим, чтобы облегчиться, если приспичило. Или эта развалина служила пристанищем бродягам, маргиналам или компаниям молодёжи, которые попивали здесь пиво. На самом деле, кроме люстры, здесь не было ничего особо странного. Самое удивительное было то, что никто ничего не трогал: люстра разбита десятилетия, может, даже века тому назад – и никто ничего не трогал! Именно это меня сразу и испугало, этот роскошный, старинный, огромный предмет, разбитый и брошенный в руине, поглощённой растительностью. Конечно, я был не первый, кто сюда забрёл, случайные прохожие наверняка забирали подвески на память: люстра была впечатляющая. Хрустальные подвески сохранились только в верхней части металлического скелета. С места люстру не сдвигали: на потолке ещё видна была трещина и цепь, на которой она висела. Может быть, она оказалась слишком тяжёлой? Не знаю: я не решился подойти ближе.

Жара была тридцатиградусная, но мне стало холодно. Повернувшись, я быстро пошёл прочь, к последнему оставленному мной камешку. Я его поднял, достал из кармана мешочек и положил камешек внутрь. Я продолжал идти, всё быстрее и быстрее, и, подняв самый первый, побежал. Я поднял свой велосипед и без передышек доехал домой.

Рассказывая обо всём этом, я жалею, что не сделал больше фотографий. Я снимал только снаружи, но получилось плохо: я забыл про вспышку, и на кадрах почти ничего не видно. Короче, «неинстаграмопригодно», как говорил Поп.

Надо вернуться.

Я струсил как идиот, но скоро вернусь и всё тщательно обследую. В этом месте много всего интересного…

Мне хочется позвонить Попу, чтобы рассказать о своём приключении. Но он на каникулах на Корсике с родственниками. Сейчас уже девятый час, время ужина, и я не хочу отвлекаться на свои мутные истории. К тому же я слышу, как идёт Жанна, которая сразу навострит ушки. Она войдёт: «Кушать!» – и не думаю, что стоит за столом рассказывать о том, что я сегодня видел. Надо мной будут смеяться, называть сказочником, а потом Софи будет меня донимать: «Ты когда-нибудь видел ящерицу?», «Ты боишься пауков?», «Городской бедняжка!»

Я люблю Софи, но надо подождать, пока она успокоится. Поскольку приветливости, обходительности и всего такого хватит лишь на пять минут. В конце концов, это отчасти её вина, что я здесь…

Четверг, 13 июля 2017 г.,

9 часов 57 минут.

Ясно.

Сегодня ночью Жанна опять…

Такое уже было, в самую первую ночь, 5 июля. Я раньше не упоминал об этом, поскольку никто особо не обеспокоился: мы только что расположились в новом жилище, огромном ветхом доме в глуши. Я думаю, что Жанна привыкла к городу, к шуму машин, к сиренам, к пьяным, которые шумят на тротуарах. А здесь – вдруг такая оглушающая тишина, лишь изредка потрескивает дерево, кричат какие-то зверьки и совы – и правда, можно испугаться! Никогда и нигде, кроме как здесь, не сознаюсь (даже под пыткой), что в первую ночь и я струхнул. И до сих пор с трудом засыпаю – мне нужна музыка в наушниках или видео на компе. А Жанне всего пять лет, неудивительно, что её так пробрало…

В ту первую ночь около трёх часов утра мы услышали крик. И это было не обычное хныканье моей сестры, когда ей приснилось что-то страшное или она описалась. Это был вопль, как в фильме ужасов, так что мы все повскакивали и бросились в её комнату. В темноте, толком не проснувшись, мы натолкнулись друг на друга и тоже подняли крик. Наконец папа нашёл выключатель, и комната осветилась (громко сказано, потому что старый плетёный абажур пропускал лишь тусклый жёлтый свет и было так же страшно, как в темноте). Жанна сидела в кровати. Она перестала кричать, но не шевелилась и не отрываясь смотрела на стену, как будто там показывали «Снежную королеву». Однако, судя по выражению её лица, это была не «Снежная королева», а скорее «Сияние». Она сидела бледная, застывшая и напряжённая в ночной рубашке с корабликами. Она походила на фарфоровую куклу – такие иногда хранятся где-нибудь у бабушки или на чердаке. Софи подошла и села рядом с Жанной на кровать. Поглаживая её по спинке, она спросила: