И вот сейчас от мыслей о неизбежной встрече с дежурным женихом и предстоящем унижении остатки хорошего настроения покинули Гриппу, а по ее щекам скатились две крупных соленых слезы.

Нина Андреевна Тиховлиз вела свой «Мерседес» уверенной, не по-женски твердой рукой. Такой же твердой рукой дама вела по жизни свое семейство. Справа от нее на пассажирском сиденье сидел супруг, Пофистал Тарасович, председатель правления одного из крупнейших российских холдингов, основная доля которого принадлежала его старинному другу и благодетелю Вольдемару Сигизмундовичу Начинкину, на чей день рождения Тиховлизы сейчас и следовали.

Гордое имя Пофистал, кое являлось сокращением от слов «победитель фашизма Иосиф Сталин», супруг Нины Андреевны получил от деда, героя войны и горячего поклонника «вождя всех народов», не одобрившего разоблачения культа личности и таким образом выразившего свой протест.

На заднем сиденье «Мерседеса» разместилось младшее поколение Тиховлизов, сын, Илья Пофисталович Тиховлиз, двадцати семи лет отроду, перспективный чиновник городской администрации с большими амбициями, и дочь, Екатерина Пофисталовна, девушка без определенных занятий, но с образованием и хорошими видами на замужество. Оба отпрыска, естественно, имели свой личный транспорт, жили отдельно от родителей, хотя и по соседству, под бдительным оком Нины Андреевны, но на такое важное, почти семейное торжество предпочитали являться дружным коллективом, представляя всем образец крепкой, здоровой семьи.

– Пофик, – обратилась к мужу Нина Андреевна, – Вольдемар знает, в каком костюме ты будешь?

Голос Нины Андреевны звучал веско и холодно, и даже человеку постороннему тут же стало бы ясно: Пофистал Тарасович в чем-то провинился, и расплата еще не настала.

– Нет, – буркнул хмурый супруг, глядя в боковое окно, прикрываясь от своей половины высоко поднятыми плечами.

– Вот и хорошо. Не лезь к нему на глаза, глядишь, все и обойдется. А во время ужина я карточки поменяю, чтобы ты подальше от него сидел.

– Угу. Если только их до тебя не поменяли, – зло проворчал супруг и продолжил нервно грызть ногти.

Эта отвратительная детская привычка просыпалась в нем в стрессовые моменты и жутко раздражала Нину Андреевну, но сегодня она сочла за лучшее сделать вид, будто не заметила занятие мужа, и промолчать, не доставая его пустыми замечаниями.

– Илья, тебе пора на что-то решаться. Агриппина уже взрослая женщина, кто знает, что может случиться. По-моему, ты проявляешь преступное легкомыслие, – переключилась Нина Андреевна на сына. До прибытия на место оставалось не более пятнадцати минут, настало время раздать всем указания.

– Мама, я стараюсь, но она избегает меня. К тому же я уверен, что у нее никого нет.

– Тем не менее поторопись. Пока наш папочка еще чего-нибудь не выкинул… А то останешься без завидной партии.

Неопределенность отношений Ильи с наследницей начинкинских капиталов давно беспокоила достойную мать семейства, а шестое чувство подсказывало ей, что пришло время форсировать события, пока чье-нибудь роковое вмешательство не разрушит альянс, давно ожидаемый обоими семействами.

– Прояви настойчивость, Илья. В конце концов, затащи ее в постель. Такие вещи всегда срабатывают. Это-то ты сделать можешь? – резко, без всяких экивоков, бросила Нина Андреевна сыну, когда колеса джипа уже шуршали по графию подъездной аллеи.

– Мама! – возмущенно воскликнул шокированный молодой чиновник, вогнанный в краску материнской прямотой.

– Не мамкай, а делай что говорят! – отрезала госпожа Тиховлиз, торопясь закончить наставления. – А ты, Екатерина, не вешайся на женатых мужиков. Чем дочурка в клубах занимается, меня не интересует, но здесь чтобы ничего подобного не было. Скандалы нам не нужны. Сейчас мы их себе позволить не можем. Все! – подвела дама черту под разговором и заглушила двигатель. – Чтоб мне без фокусов!

Нина Андреевна напоследок обвела все семейство строгим генеральским взглядом и вышла из машины.

Анжела Коробицкая, в девичестве Начинкина, стояла перед зеркалом в одной из гостевых спален нового отцовского особняка, а рядом пыхтел, облачаясь в костюм, ее муж. Валерию Коробицкому было слегка за тридцать, он был по-прежнему хорош собой, подтянут и, как и прежде, нравился женщинам. Но вот Анжела, увы, остыла к своему супругу, от пылкой страсти не осталось и следа. Его красивое до смазливости лицо и привычка подолгу придирчиво рассматривать собственное отражение в зеркале ужасно раздражали, а казавшиеся некогда галантными манеры теперь представлялись вычурными и наигранными.

Анжела уже оделась, закончила макияж и сейчас с легкой неприязнью наблюдала, как Валерий пытается справиться со шнуровкой на камзоле. Себе и мужу Анжела для маскарада выбрала костюмы Лукреции и Чезаре Борджиа, великих отравителей и злодеев, брата и сестры, ставших любовниками и вызвавших своими развратом и злодеяниями отвращение современников и потомков. Анжеле с ее длинными золотистыми волосами очень подошел образ Лукреции, а черные усики и тонкие черты лица ее мужа в сочетании со стройной фигурой прекрасно подходили к костюму Чезаре. Рядом супруги Коробицкие смотрелись неотразимо.

Своего сына Феликса, любимца дедушки Вольдемара и главного наследника начинкинских миллионов, Анжела хотела представить «голубым мальчиком» с картины Гейнсборо, но восьмилетний Феликс устроил такой скандал, что мать махнула рукой и позволила ему нарядиться вампиром. Тем более что его дедушка, как донесла разведка, должен предстать перед гостями в костюме Дракулы.

Анжела еще раз взглянула на свое роскошное отражение. Бархатное, расшитое золотом платье выглядело восхитительно. Хорошо, что Елена Сергеевна предупредила о маскараде за два месяца, она успела слетать в Италию за аксессуарами.

– Ты уверена, что Вольдемар будет в костюме Дракулы? – вывел ее из задумчивости муж.

– Да. А почему тебя это так волнует? – тут же насторожилась Анжела. – Что, снова деньги? Ты опять прогорел? Не вздумай лезть к отцу в день рождения!

Ярость разгоралась в ней, поднимаясь в горле жгучим потоком, словно лава в жерле вулкана.

– Успокойся. Я просто спросил, – зло оборвал ее Валерий и раздраженно обронил: – Пошли уже. Гости наверняка собрались, пока мы эти попугайские костюмы натягивали. По-моему, я похож на балетного педика.

– Закрой рот! Елена, может, и дура законченная, но праздники устраивать умеет. К тому же кого сейчас удивишь смокингом? – в тон мужу огрызнулась Анжела. – И, кстати, постарайся не напиться. И не пускай слюни на каждый проплывающий мимо силиконовый бюст.

Обширный паркинг был плотно заставлен машинами. Искусно размещенная подсветка выхватывала из темноты оскалы, клыки и бивни украшавших фасад дома чудовищ, по саду тихо разливалась музыка – что-то средневековое, пронзительно печальное, необычайно гармонирующее с освещающими дорожки факелами. Гости, облаченные в костюмы всех эпох и народов, слегка ежась от ноябрьской сырости, собрались возле террасы, спускавшейся пологими ступенями в сад. Высокие прямоугольные окна бального зала – да, да, в особняке, стараниями Елены Сергеевны, имелся и таковой! – были темны.