Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты говоришь о нас так, как будто быть вместе для нас катастрофа.
По утрам мне всегда хочется тебя бросить. Я чувствую во рту твой вкус, явственно отдающий дерьмом. Несмотря ни на что я верю, что люблю тебя, хотя предпочел бы жить вдали от тебя и мечтать о тебе. Я хотел бы тосковать по тебе, страдать, не видя тебя и не слыша, как ты повторяешь одни и те же фразы, не имея возможности прикоснуться к твоему чуть дряблому, волнующему, нежному, шелковистому телу, напоминающему мне тихие волны, завершающие свой бег у кромки пляжа. Меня мутит оттого, что ты постоянно рядом; твое присутствие омрачает твой облик и стирает твои черты. Я больше не хочу слияния наших тел, этого странного ощущения, что мы существуем, пока лежим в постели в нашем доме; мне кажется, что кто-то рубит нас топором, словно мы куски мяса.
– Уходи.
Мне сказали, что ты вышла замуж после моего поспешного ухода в ту душную июльскую ночь 1935 года. Сейчас у меня трое детей; в прошлом месяце их мать арестовали во время облавы. Она стояла в очереди за хлебом на улице Бак. Если нас кто-нибудь выдаст, они заберут и детей, и я буду свободен, а значит, подобно всем арийцам оккупированной Европы, смогу пережить это бедствие. Мы никогда не любили друг друга, и я быстро тебя забыл. Мы жили вместе, нос к носу, и делили одно и то же пространство. С той поры я узнал, что любовь – это не непрерывный разговор и не сближение двух масс человеческой материи.
– С тех пор я знаю, что такое любовь.
Чего и тебе желаю. Годы, которые мы потеряли вместе, стали для меня досадным воспоминанием, очень слабым и безболезненным, лишенным чувствительности, как кончики ногтей.
– Я пришел к тебе не для того, чтобы выразить свою нежность и тоску.
Сегодня утром я отвез детей к сестре. На время – я в любой момент могу за ними приехать. Я хотел бы, чтобы ты спрятала их у себя до конца войны. Надеюсь, нацисты ее проиграют. Заранее благодарю за согласие.
– Целую тебя.
Лучше, чем ничего
– Дети пошли в кино.
Каждый вечер, когда они уходят из дома, мы пользуемся этим, чтобы посмотреть порнофильм. Глядя, что выделывают на экране пары, мы возбуждаемся. Нам тоже хотелось бы получить поддержку в лице дополнительных женщин и даже мужчин. Жильбер – не гомосексуалист, но он был бы не прочь испробовать содомию и не отказался бы отсосать у партнера. Мы разместили объявление в Интернете, но, судя по всему, наша внешность не оставила нам шансов. Нам обоим чуть за сорок, моя грудь после четырех родов заметно обвисла, да и у Жильбера мужские органы уже не стоят торчком, как раньше.
– В спокойном состоянии они похожи на детские.
Среди родственников мы не встретили понимания. Моя сестра влепила мне пощечину, стоило мне предложить ей провести с нами такой вечерок, а мой дядя Норбер обругал меня шлюхой и бросил трубку. Друзей у нас нет. Мы предпочитаем жить уединенно и экономно, рассчитывая в будущем купить квартиру в центре Каора. Жильбер намекнул на групповушку в разговоре с коллегой по работе, но она скривилась от отвращения и отвернулась, чтобы высморкаться. Он даже испугался, что она наябедничает начальнику, хотя он ничего конкретного ей не предлагал.
Когда в субботу после обеда мы ходим по магазинам, то обязательно заглядываем в отдел нижнего белья. Если мы видим молодую женщину, которая выбирает особенно соблазнительную модель, то идем за ней до кассы. Ждем, пока она расплатится, и приглашаем зайти к нам пропустить по стаканчику.
– С вашим мужем или партнером.
Наверное, у нас какой-то натянутый вид – или в глазах светится похоть, заставляющая принимать нас за маньяков. В любом случае ответ всегда отрицательный; часто женщина торопится поскорее покинуть магазин, вообще не удостаивая нас ответом. Мы возвращаемся домой в подавленном настроении и ругаемся на детей, если они смеются. Как-то воскресным утром, все еще под впечатлением очередного субботнего провала, Жильбера осенило: надо предложить денег скромной супружеской паре, недавно поселившейся у нас на втором этаже. В среду мы отправились к ним под благовидным предлогом: якобы хотели сравнить счета за электричество. Они угостили нас аперитивом, но, как только мы затронули интересующий нас вопрос, швырнули наши десять евро нам в лицо. С того дня по лестнице мы поднимаемся бегом, боясь случайно столкнуться с ними.
Досмотрев фильм до конца, мы занимаемся любовью. Вдвоем.
– Все лучше, чем ничего.
Культ тела
– Муж меня не убивает.
Но он зарабатывает так мало, что это равнозначно убийству. Своей нищенской зарплатой он убивает меня исподволь. Я ношу на верхней челюсти металлическую коронку, потому что такие типы, как он, не в состоянии оплатить жене приличный зубной протез. У меня нет денег, чтобы купить себе краску, и мои волосы напоминают паклю. Мне сорок пять лет, а я выгляжу как старуха. Ни один мужчина не глянет в мою сторону, даже если я предложу ему свои услуги бесплатно. Разумеется, он щедро оросил меня спермой – она же ничего не стоит, – и у меня пятеро прелестных детей, которых я охотно оставила бы на обочине дороги в обмен на коронку из керамики и визит к парикмахеру.
Я вышла за него замуж, польстившись на его голубые глаза, но сегодня он почти ослеп. Он был преуспевающим коммерческим директором, а сейчас отвечает на телефонные звонки, сидя в конуре размером со стенной шкаф. Его давно заменили бы на автоответчик, но на предприятии существует квота на наем инвалидов и ее нарушение чревато увеличением налога и снижением прибыли. Впрочем, работает он на полставки и не получает никаких премий и бонусов.
В столовую его не пускают, потому что страховка не распространяется на несчастные случаи, которые могут произойти, если он толкнет кого-нибудь из коллег или обслуживающего персонала. Если он полезет за крутым яйцом в холодильник, где стоят закуски, вполне способен ткнуть вилкой в холодильный контур и вызвать