Когда она вышла из парадного подъезда, на улице суетились несколько рабочих, которые под присмотром двух солдат что-то выгружали из кузова военного грузовика, окрашенного в защитные цвета. Проходя мимо, она разглядела небольшую мраморную стелу с надписью «Штаб 22-й воздушно-десантной армии».

Ясно! Все эти разговоры о ценности науки и байка о централизации исторических исследований возникли только потому, что штабу армии понадобилось приличное здание в центре города. И ещё это могло означать, что Империя готовит очередное крупное наступление. Никогда раньше непосредственно в Катушшаше не дислоцировалось крупных воинских соединений, поскольку самые активные военные действия велись к западу от Тигриного хребта, там, где исконные имперские провинции соприкасались с приграничными государствами Федерации. Но постепенно театр военных действий смещался на запад. Об этом не писали в газетах, об этом не сообщалось в ежедневных сводках Имперского информационного агентства, но сарафанное радио давно донесло, что находившаяся вдоль северных границ Кетта долина Бит-Замани, бывшая житница страны, три года назад подверглась массированной химической атаке и сейчас превращена в безжизненную пустыню. Год назад бомбовозы Федерации первый раз «облегчились» на западной окраине Катушшаша, уничтожив давно закрытую сувенирную фабрику. После этого имперским властям пришлось потратиться на строительство военного аэродрома к северу от города, но, несмотря на это, налёты не прекратились. Пару недель назад бомбы упали неподалёку от простоявшего два тысячелетия дворца правителей царства Кетт, а сбитый бомбовоз свалился прямо на центральную улицу города, где как раз проходило очередное патриотическое шествие. Неделю после этого город хоронил детей, женщин и стариков…

Ей повезло. Трамвай № 16, что следовал прямо до её дома, пришёл вовремя и оказался не слишком переполненным. Флоре даже не пришлось висеть на подножке. Она бросила в кассу монетку в четверть чикля, оторвала билет, протиснулась к окну на задней площадке и, ухватившись за поручень, попыталась задремать. Только бы не слышать пересуды попутчиков. С каждым годом слухи, что ходили по городу, становились всё страшней, а отношение людей к собственному будущему всё безучастней. Но обрывки фраз лезли в уши с несгибаемым упорством.

– …а ещё говорят, на северной окраине крысы завелись размером с енота…

– …хлеб с прошлого года вдвое подорожал, а у меня тесть инвалид…

– …у соседа брата арестовали за то, что самогонку гнал. Три года дали за незаконную торговлю и два добавили за то, что не признался, где сахарок доставал…

– …сына-то у меня уж три года, как призвали. Хоть бы ранили, а то хрен ему, а не отпуск…

– …говорят, Великий саган приказал безработным участки земли выделить. Половину урожая – себе, а остальное – армии родной. А кто скроет лишний огурец – того на год в каторжные работы…

– …главное – культура. Сохраним культуру – сохраним себя как нацию.

Кто это там за культуру беспокоится? В такое-то время. Ей даже стало любопытно глянуть, кто ведёт подобные разговоры, и она начала потихоньку протискиваться в ту сторону, откуда донёсся голос.

– …это отцы наши страну прогадили…

– …так будем сидеть и не рыпаться…

– …козлы они все…

– …в горы надо уходить.

– Думаешь, ты там нужен кому?! Там стрелять надо уметь, а не на мандолине играть!

Спорили между собой худосочный парень в длинном зелёном свитере и молоденькая девушка в белой футболке и коротенькой синей юбочке. Флора признала в них студентов Высшей школы искусств, где она раз в неделю читала лекции по древней истории. Она подошла к ним вплотную, взяла девушку за руку, чтобы привлечь внимание и шепнула ей на ухо:

– Вы бы воздержались от таких разговоров в общественном транспорте. И глазом моргнуть не успеете, как синерубашечники в подвалы СОС уволокут.

– Это точно! – заметил парень, расслышавший конец фразы, дважды кашлянул, в упор посмотрел на Флору и тут же отвёл взгляд.

Позади началась какая-то возня, и буквально через пару секунд чьи-то сильные пальцы сдавили её запястья. Кто-то, бесцеремонно расталкивая народ, потащил её к выходу. Остановка «Площадь Возрождения». Дверь с грохотом открылась, её выволокли наружу и протащили сквозь толпу желающих втиснуться в трамвай.

Флора не смотрела на тех, кто её схватил. Она проводила взглядом парня и девушку, которые продолжали стоять у окна и, вероятно, спокойно продолжали свой крамольный разговор. Раньше ей приходилось лишь слышать о том, что некоторые студенты подрабатывают таким вот позорным образом, но как-то не очень верилось, что люди бывают способны на подобную низость.

– Гражданка, пройдёмте. – Жилистый мужчина в сером костюме не выпускал её запястья, а его напарник в мешковатых серых шортах и оранжевой майке доставал из заднего кармана наручники.

– Куда? – Вопрос был совершенно излишним – и так всё было понятно.

– Куда следует!

До мрачного серого здания Имперской Службы Общественного Спокойствия дошли пешком – до него от остановки было всего-то полторы тысячи локтей. Казалось, конвоирам было даже приятно демонстрировать прохожим свою добычу, а она ловила на себе взгляды идущих навстречу людей – презрительные, равнодушные, а порой и сочувственные. Людей на улицах, впрочем, было немного. Население Катушшаша вообще заметно сократилось за последние два десятилетия – кто-то попал под очередную волну мобилизации, кто-то перебрался во внутренние области Империи, кто-то предпочёл поселиться в пригородах, чтобы быть подальше от военной администрации, но были и такие, кто сбежал в горы к повстанцам…

Серое здание, где до имперского вторжения располагалась городская управа, теперь внушало неодолимый страх любому, кто проходил мимо. Большинство жителей города были уверены, что из него нет выхода, и любой, кто окажется внутри, останется там навсегда. На кухнях болтали о том, что в подвалах находятся чаны с кислотой, где уничтожают тела подданных, признанных неблагонадёжными. Флора в эти байки не верила, но менее страшно от этого не становилось. Она всеми силами старалась не выдать того ужаса, который ею овладел. Первым погибает не тот, кому страшно, а тот, кто потерял самообладание и поддался панике. В конце концов, никакого преступления против существующего режима она не совершила. Даже в мыслях не было…

Её втолкнули в неприметную дверь справа от центрального входа, и чьи-то руки в темноте подхватили её за локти. Тёмный коридор казался бесконечным, и невидимки, что вели её сквозь непроглядную тьму, не сказали ни слова. Каждый новый шаг давался труднее предыдущего, и вскоре начали подгибаться колени. Ступни, казалось, налились свинцом, но она продолжали идти, превозмогая нарастающий страх. Там, в конце коридора, могла оказаться стенка, к которой её поставят, чтобы пустить пулю в затылок, и все силы уходили на то, чтобы отогнать эту навязчивую мысль.

А ведь день начинался как обычно… Ничто не предвещало подобного исхода, и надо же было такому случиться, что все беды свалились скопом – и закрытие университета, и эта глупая провокация…