черепушку нападавшего. Следующий тут же напрыгнул сзади. Зацепив его коротким мечом, синоби перекинул противника через себя, меч-спутник полетел следом, — Думали это всё? — Рядом с моей головой возникла кусаригама, лишённый мечей, парень вынул крестьянское орудие и замахнулся молотом-утяжелителем, — Теперь хер подойдёте, твари!

А он мастер. При помощи фундо обычно только добивают врагов, чтобы управится с ним нужна необычная сила, а Нора размахивает молотом, как воздушным змеем. Первый, второй, третий. Головы разлетаются под весом утяжелителя.

— Даже пачкаться в ближнем бою не приходится! — он запутал ноги цепью кусари мертвецу и забросил его в толпу других, после, добил своё импровизированное оружие, звонко раздробив хребет.

Ещё с минуту, и вот, мы стоим посреди кучи разорванных тел.

— Добить не забудь.

Норайо кивнул, и занялся делом.

— Ловко ты придумал, хорошие клинки.

* * *

Его бывшие товарищи, одним словом — синоби, были похоронены рядом со склоном, это одно из самых романтичных мест, виданных мною. Спокойное озеро в красных, закатных лучах и золотая листва, опадающая на его гладь. Нескольким могилам посчастливилось любоваться этим видом до конца веков.

— А этот петь любил постоянно! — Норайо указывал на одно из надгробий, — Когда скучно было, или предаться ностальгии хотелось, мы начинали её…

— Споёшь?

— Боюсь, после моего сольного исполнения этот старый пёс вскочит из могилы и я получу подзатыльника.

— Прах не может вскочить, так что валяй.

— Я лучше так, — Журавль вынул сякухати, — На ней я что-то да могу.

Удивительный парень, и боец и на дуде игрец! Пальцы, что недавно держали в руках смерть, теперь скользят по музыке. Узнаю мотивы, «Соломенная Шляпа». Я не удержался и подхватил:

«Мама,

Где моя соломенная шляпа,

Где?

Ветер унёс её.

По дороге из Эдо в Осаку.

Словно осенний листок,

Летела, кружась, моя шляпа с обрыва на море.

Помнишь, мама,

Мы шли с тобою.

По узкой тропе между скал.

И твой подарок — шляпу из рисовой соломы.

Ветер с меня сорвал.

Ах, мама,

Как это могло случиться —

Шляпа моя полетела куда-то ввысь.

А я звал её и приманивал, как птицу.

И кричал ей вдогонку — вернись!

Никто не услышал,

Никто не ответил.

Всё чуда ждёшь,

А на чудо надежды мало.

Ведь это так трудно —

Удержать то, что уносит ветер.

Так трудно.

Вернуть то, что навек пропало.

Помнишь, мама,

Точно как бабочка,

Улетела моя шляпа.

На крутом берегу.

До сих пор во сне я за нею бегу.

И догнать никак не могу.

Ну что за потеря — шляпа,

Грош ей цена.

Но и теперь я не верю.

Что это — навсегда».

— Не ожидал услышать твоё пение, — удивлённо подытожил Нора, — И что песню эту знаешь — тоже не ждал.

— Не знал, что ты играть на инструменте умеешь! Неужто синоби так развлекались?

— Ну, а что мы, не люди? Только вот «нас» уже и нет совсем, — я, вероятно, задел больную тему. Ну и ладно, собственно, продолжаем в том же духе! — После истреблений Нобунаги с Хидэёси синоби стало мало. В конце концов, при Токугаве, мы вообще перестали быть нужными.

— Время идёт, друг, и вы не стойте!

— Я пробовал податься в самураи, но не сложилось… Бусидо невозможно нудное.

— Ладно. Ты упоминал мастера Цзисая, мы же об одном человеке говорим?

— Канэмаки Цзисаи, мой наставник, ну, по крайней мере, пытался им быть — ставил меня на путь меча.

— Не вышло?

— Я перенял его искусство владения катаной, после, не найдя себе пристанища — стал проповедником, а там и титул Кётая.

— Это всё я знаю.

— У меня особой цели нет, если ты, вдруг, пытаешься её найти в этом рассказе. Живу только потому что родился, — ухмыляясь, Норайо прикурил, — Я же после себя мало что оставить могу, только хорошую службу понести при жизни.

— И что, не хочется ничего изменить?

— Хмпф, сколько уже соломенных шляп у меня улетело. Только и наблюдал: как очередная уносится по крутому склону.

Много тысячелетий я прожил, и каждый раз занимательно видеть историю человека со стороны, а потом погружаться в его жизнь, и пытаться понять. Нора не первый и не последний, в отличии от большой части народа Японии, такие как Журавль не воспитываются традициями или кодексом. Нет ни добра, ни зла, ни цели — только путь. Дорога, стелется под ногами идущего. Если кого и не жалко подставить под моё проклятие, так точно подобных ему.

— О чём ты задумался, голова?

— Делаю выводы.

— Обо мне?

— О ком же ещё?

— И к чему пришёл?

— Да ни к чему особо… Кстати! Есть одна просьба.

— Ещё одна? — заинтересованно хмыкнул Журавль.

— Да.

— Ну, давай оценим, как говорится, предстоящий масштаб работ.

— Можешь заплести мне волосы?

— Чего-чего?

— Ну, возьми спадающие на глаза пряди и сделай две косички — закрепи их на затылке, — я попытался взглядом показать нужные участки головы, — Ну же! Я ведь голова!

— А потом что попросишь? Мужеложцем твоим стать? Не тут-то было! Я вас таких знаю.

— Никаких мужеложств! Было у меня как-то раз…

— Что? Ай, ладно…

— Но вопрос же только в причёске!

— Сделаешь сам, когда вернём тело.

— Ну, пожалуйста! Мне ничерта не видно с пояса, когда ты сражаешься.

— Если прямо «Пожалуйста», — нехотя протянул Нора, — Так уж и быть.

— Ура!

— Учти, такого я ещё не делал.

— Не боись, странник видит, что ты человек множества талантов!

— Может, к парикмахеру тебя поведём?

— Все деньги унеслись вместе с телом. Будто бы они у меня были! Ха-ха-ха! Да и какой парикмахер, в здравом уме, станет делать прическу голове?

— Твоя правда… — перебирая в руках волосы, вздыхал он.

— Подожди! У тебя ведь расчёска есть?

* * *

— Я уж думал, мы этого ворона не дождёмся… — ворчал спутник, прохаживаясь по заросшей тропинке, — Не напрасно идём? Птичка ведь показала, что Шитсубо там нету.

— Подождём.

— А информация не могла устареть?

— Вполне, почему нет?

— Паршиво.

— Н-да, в этот раз Унмэй задержался. Но мы хотя бы знаем куда идти!

— Наконец-то знаем!.. — поправил Норайо, — Вот! Точно! Скажи-ка мне, голова, схерали ты бессмертная?

— Видишь ли, если говорить простыми словами, чтобы я был счастлив — кто-то должен хапнуть горя, чтобы я жил — кому-то приходится умирать. Как ворону у тебя на плече, например.

— И так ты прожил свои тысячелетия?