Во всяком случае, пылающие мстительной мечтой глаза девушки мгновенно погасли, пафос сменился тоскливым раздражением, и валявшемуся на полу стулу, искренне рассчитывавшему на правдивость поговорки «лежачего не бьют», пришлось испытать очередной крах жизненных устоев.

Его снова пнули! Причем не один раз! И пинали бы дальше, не подставь он удачно одну из ножек, соорудив весьма болезненный для человеческой ноги блок.

— …! — вскрикнула гордость Западного подразделения «Аненербе», генетически стерильная человеческая особь, по праву гордившаяся совершенством своего тела и идеальной внешностью. А еще ее образованием и воспитанием занимались лучшие истинно арийские умы, так что, по идее, на выходе должен был получиться великолепный образец, настоящая Ева будущей нордической расы. Вот только непонятно тогда, откуда в лексиконе этой квази‑Евы имел место весьма обширный словарный запас портовых грузчиков Гамбурга, коим она сейчас весьма щедро делилась с обстановкой своей комнаты. — …!.. мать!..!!!

А еще краса и гордость «Наследия предков» при этом забавно прыгала, тряся ногой, что отдаленно напоминало па ирландской джиги.

В целом все было очень мило.

Причем Брунгильда так увлеклась, что не услышала, как дверь снова уехала в стену — а все из‑за чересчур исполнительного сервопривода, даже мысли не допускавшего о возможном скрипе, — и в комнату вошел высокий, великолепно сложенный молодой мужчина.

Он производил весьма странное впечатление — смесь восторга и страха.

Его идеальными чертами лица, анатомически совершенным телом, гибкой грацией движений нельзя было не восторгаться. А молочно‑белая кожа, длинные, зачесанные назад волосы цвета платины и странная, насыщенно‑серебристая радужка глаз вовсе не казались чем‑то неправильным, наоборот — все вместе выглядело весьма гармонично.

Если бы не одно «но», и вызывавшее интуитивный, подсознательный страх.

Его зрачки.

Не привычно круглые, а похожие на постоянно меняющие форму пульсары. Причем необычного темно‑фиолетового оттенка.

Долго смотреть в эти глаза не стоило — голова начинала кружиться, а сознание превращалось в маленькую точку, уступая место чужому сознанию и чужой воле.

Именно это и делало Кая Ландберга практически неуязвимым.

И именно это его мать Грета и рассчитывала размножить в потомках Кая.

Чтобы получить расу неуязвимых господ, одним взглядом превращающих людей в покорных рабов.

Вот только сам Кай был вовсе не в восторге от столь глобального замысла. Он вообще оказался очень странным, с точки зрения всех членов не просто ушедшего в подполье, а зарывшегося под землю нацистского гнезда.

Они все, до единого, были фанатичными приверженцами идеи возрождения великой нордической расы, их так воспитывали с пеленок. Среди жителей пещер уже практически не осталось уцелевших после окончания Второй мировой войны первых членов «Аненербе», здесь, на Урале, таких было двое — дряхлых, впавших в маразм старцев, а в Альпах кряхтели целых четверо, причем один из них все еще принимал участие в научных экспериментах. Но в Альпах и условия для жизни получше, и проблем меньше.

А в целом в пещерах сейчас обитала популяция выведенных в колбах «истинных арийцев», прошедших жесткий отбор. И поскольку из древних рун был вычленен облик тех, изначальных, ариев, к которому генетики подгоняли внешность зародышей, все жители пещер, что на Западе, что на Востоке, были очень похожи друг на друга: светлоглазые и светловолосые, с правильными чертами лица.

Впрочем, у первого поколения, зачатого в колбах, лица получились не так чтобы и правильными. Нет, совсем уж некрасивых среди них не было, но лошадиная челюсть или слишком длинный нос встречались. И с телосложением тоже поначалу не все получалось — хватало и толстых, и коротконогих, и рост не у всех был высоким.

Но с каждым годом методика совершенствовалась, и к моменту появления на свет Кая Ландберга по тоннелям между пещерами уже бегали хорошенькие белоголовые детишки с прямыми аккуратными носиками, большими голубыми или серыми глазами и четким рисунком губ. А еще они все были тоненькие и анатомически правильно сложенные.

Правда, особым здоровьем похвастаться не могли, а еще из‑за постоянного обитания в подземелье практически у всех была молочно‑белая, слишком чувствительная к солнечному ультрафиолету кожа. И глаза не выносили яркого света, так что при выходе на поверхность приходилось надевать солнцезащитные очки и натирать открытые участки кожи специальной защитной мазью, рецептура которой была разработана учеными «Аненербе».

А еще с того момента, как ребенок мог произносить первые слова и делал первые шаги, он попадал в специальные ясли, где и начиналась психологическая обработка будущих «белокурых бестий». Подросший ребенок плавно переходил в детский сад, оттуда — в школу‑интернат, и на выходе получали нужный продукт: абсолютно преданного общему делу наци.

Сбоев такая система воспитания не давала, поскольку дети общались только с обитателями подземелья, все остальные жители Земли считались недочеловеками, чье предназначение в будущем мировом порядке — рабство. То есть тотальное подчинение расе господ.

Вот только раса была ну очень уж малочисленной, и даже разработки нового оружия и новых технологий, на десяток лет опередивших научные изыскания на поверхности, не могли гарантировать господства над миром. А на меньшее истинные арийцы не разменивались, к тому же печальный опыт Третьего рейха, обладавшего гораздо большими человеческими ресурсами, свидетельствовал о последствиях излишней самонадеянности и торопливости.

Ничего удивительного, между прочим, чернявый коротышка Адольф Шикльгрубер вряд ли мог быть истинным арийцем, в лучшем случае — десятая часть священной крови. Отсюда и позорная капитуляция.

В общем, система селекционного выращивания фанатиков сбоя не давала.

А потом на свет появился Кай. Тоже зачатый в пробирке, а потом подсаженный своей биологической матери Грете, чью яйцеклетку использовали при производстве идеального арийца.

Процесс вынашивания нового человека был очень трудным, методика отца Греты, гениального ученого Бруно Ландберга, отрабатывалась впервые, так что никто не знал, сможет ли Грета дожить до конца срока.

Особенно когда во время сеанса кратковременного облучения прибор дал сбой, и вместо малой дозы радиоактивности будущая мать получила почти смертельную. Но — длившуюся всего долю секунды.

Лаборант, управлявший прибором, перепугался до икоты и, опасаясь наказания, никому ничего не сказал.

Поэтому никто ничего и не узнал, а то, что Грете три дня после этого сеанса было чудовищно плохо, никаких подозрений не вызвало — ей почти всегда было плохо.

А потом все решили, что главный секрет своей методики Бруно Ландберг унес в могилу, поскольку все последующие мучения женщин, вынашивавших плод по его записям, были напрасными — появлявшиеся на свет дети в лучшем случае были самыми обычными, а в худшем — генетическими уродцами, мутантами.