Нежно-голубого цвета, струящееся по фигуре, с рукавами-колокольчиками и низким вырезом, умело подчеркивающим упругую красивую грудь. На щеках расцвел румянец. Не должно девушке до брака о таких вещах думать! Если мать узнает, что опять красовалась в помолвочном наряде — скандала не избежать! Но как тут устоять? Как, когда так сладко ноет сердце, когда стучит — скоро, скоро?!

Брак для аристократки её положения — это самое важное событие в жизни. Тот день, когда она покинет родную семью, чтобы полностью посвятить себя семье своего избранного, своей истинной половинки!

Альде было искренне жаль тех несчастных, которые жили за пределами благословенной Дарании. До сих пор не верилось, что там, за границами высоких гор, есть кто-то, кто не знает с рождения о том, что у него есть дарованная богами половинка, любимый и дорогой человек. В книгах об этом не было сказано ничего, учителя же в ответ на вопросы юной любопытной госпожи предпочитали отшучиваться и отмалчиваться.

Девушкам не стоит забивать себе голову такими вещами. Но Альда с детства обладал пытливым умом.

“Ждали мальчика” — как-то неохотно оговорилась мать.

Да, большую часть времени она успешно притворялась той, какой её хотели видеть дорогие люди — недалекой, капельку взбалмошной, нежной и заботливой дочерью и сестрой, но… Иногда, наедине с самой собой она позволяла капельку честности. Будущее её страшило.

Да, она едва ли не с детства знала, что её половинка, истинная пара, избранная богами, — сын главы их патриция, даэс Лонгрэм. И пусть тот был уже совсем серьезным молодым мужчиной, да ещё и колдуном большой силы — главное, что ни одного плохого слова о нем не слышали.

Альда вздохнула, чуть сморщив нос, и заставила себя присесть на кушетку, расправив юбку.

Если она продолжит вот так же вздыхать и бегать в лихорадочном возбуждении по дому — родители расстроятся. Но… губы снова расплылись в улыбке. Завтра же первая помолвка! Завтра она впервые за все эти годы столкнется с Адисом Лонгрэмом лицом к лицу, а не только в переписке!

— Милая, ты уже ложишься? — раздался чуть встревоженный женский голос.

Девушка огорченно нахмурилась, наблюдая за тем, как то же самое сделала и миниатюрная золотоволосая блондинка в зеркале.

Она ведь ещё хотела попробовать отправить даэсу последнее письмо! Сказать, как она волнуется, переживает и ждет. Что уже, кажется, почти чувствует легендарное притяжение пары, пусть даже они ещё не встречались…

Но двери распахнулись, и в комнату вошла высокая светловолосая женщина, статная и величавая до сих пор. В темно-синих глазах мелькали смешинки, хотя выглядела она безупречно, как и подобает замужней дэссе.

Роскошные волосы уложены в сетку, строгое темно-синее платье с серебряной вышивкой и пышной юбкой шло матери необыкновенно, как и длинные серьги с сапфирами.

Альдисса радостно улыбнулась, не заметив усталости и сдерживаемой тоски в глазах женщины.

— Детка, ты почему ещё не спишь?

— Уже ложусь, мам, — улыбнулась и едва сдержалась, чтобы не кинуться ей на шею.

Наедине с мамой вовсе не хотелось быть сдержанной чопорной дэссой. Вот отец был куда строже, с ним бы она не рискнула отступить от установленного этикета, хоть и была уверена в глубине души — папа все равно поймет и простит.

— Не могу дождаться завтрашнего дня, — призналась, поворачиваясь спиной и ожидая, когда мать распустит шнуровку корсета.

— Какой же ты ещё ребенок… Рано Мальгрим решил заключить брак, тебе ещё года два бы поучиться, а после замужества едва ли это удастся…

— Почему? — спросила с искренним любопытством, — даэс Адис очень понимающий и чуткий, мам! Он мне писал много раз, что никогда не будет препятствовать моим увлечениям и будет только рад, если его супруга будет интересоваться чем-то кроме вышивки и посиделок с подругами! — возразила пылко.

Спустив ниже сползшее до талии платье и переступив через него, Альда с удовольствием надела шелковую ночную рубашку, стараясь не краснеть при мысли о той, что была заготовлена для первой брачной ночи.

Ох… В груди снова сладко заныло, хотя она смутно представляла, что же должны делать этой ночью супруги. Но что-то приятное наверняка, если об этом столько шепчутся служанки…

— Хорошо, если так, — негромко отозвалась мать, как будто замыкаясь в себе. Неужели обижается, что Альда скоро уедет из дома? Или здесь что-то другое?

Знаний действительно не хватало, но как быть, если в этом мире всем управляют мужчины, а они, женщины, созданы для уюта и тепла супружеского дома? Разве это так уж плохо?

Смутная тревога заставила проговорить с матерью до позднего вечера, и только её любимое теплое молоко с пенкой немного успокоило взбудораженное сознание и заставило улечься в постель.

В сон она провалилась как в яму, чтобы проснуться от яростной резкой вспышки боли, скрутившей грудь. Ни крикнуть, ни дернуться. Что это? Альдисса в панике металась внутри одеревеневшего тела, пока не ощутила резкий толчок.

Все ныло, во рту стоял гадкий кислый привкус, какой был, когда она приболела животом, а голова нещадно кружилась. Но самое главное было то, что она снова чувствовала тело! Пусть оно было ватным, непослушным, но больше она не была бесчувственным бревном!

Только спустя несколько тактов Альде удалось привстать. Отчего-то постель была ужасно жесткой, почти каменной, чего в принципе не могло быть в её уютной комнатке. Глаза распахнулись сами собой и на губах застыл крик.

Это была вовсе не её комната. Серые обшарпанные стены. Растрескавшийся древний комод в углу. Маленький стол с единственным трехногим табуретом. Низкий потолок. Тщательно отмытый, но все равно оставшийся грязно-коричневым пол.

Темно-болотного цвета шаль в изголовье кровати.

Это не её! Не может быть её! Сердце в груди истошно стучало.

Альда поднялась на нетвердых ногах, сама не зная, куда собирается бежать и что делать, когда её взгляд упал на раму зеркала. Дернулся к стеклу.

И замер, столкнувшись со взглядом грозовых, темно-серых глаз на совершенно незнакомом лице. Девушка в зеркале побледнела. Нахмурилась, протянув руку вперед. Собственная рука дернулась, как заводная.

Боль. Растерянность. Страх. Ошеломление.

Все это обрушилось в единый миг. Сердце неприятно кольнуло — и она начала падать на пол. Медленно и неотвратимо, так же, как подступала темнота.

Но прежде, чем она сомкнулась окончательно, Альдисса дэс Найрайн, никогда не владевшая ни каплей силы, ухватила и сжала свое сознание в одно маленькое зерно, оставляя в нем все свои воспоминания, догадки, рассуждения и подозрения.