В этой же стопке бумаг лежало еще несколько фотографий той же женщины. Мануэла… Питер слегка передвинулся, пытаясь прикрыть своим телом все это от пристального взгляда Дори.

– Извини, я все еще не просмотрел твою работу, – признался он, решив, что лучше всего нанести предупреждающий удар.

– Ой, да ладно. Не беспокойся!

Дори добродушно улыбнулась и добавила:

– Ты уверен, что не хочешь пойти?

– В следующий раз, – ответил он.

– Ну, не буду тебе мешать. – Дори повернулась уходить, но задержалась, словно давая ему шанс передумать. – Хорошего тебе отдыха в выходные!

– И тебе тоже, – ответил Питер, не поднимая глаз и перекладывая бумаги на столе.

– Тогда увидимся в понедельник!

– Точно, до понедельника. Приятно тебе провести время на собрании.

Питер поднял голову и смотрел ей вслед, наблюдая, как она уходит. При этом он испытывал смешанные чувства, в которых и сам не мог разобраться.

Дори, с ее густыми волосами цвета льна и спокойным выражением красивого лица, была привлекательна, как шведские кинодивы, которые так нравились ему в юности. Со временем он мог бы надеяться, что между ними возникнет некая связь, но этого пока не случилось.

Во многом они отлично подходили друг другу. Дори была разведена, детей не было. Вся ее жизнь сосредоточилась на школе. Она работала так же подолгу, как и он. Они были примерно одного возраста, что выгодно отличало Дори от тех девушек, с которыми Питер встречался и которые даже представления не имели, что такое музыка «мотаун» [2] .

Обычно в разговоре Дори слушала его с серьезным видом и неподдельным интересом. Когда их руки соприкасались, между ними словно пробегала искра. Питер старался подавить в себе любое чувство. И поэтому чувствовал себя виноватым.

Последний раз они беседовали, когда она отдавала ему свою статью – как раз ту, что он положил в стопку с остальными документами и прочими вещами, которыми собирался заняться, – рукописями, которые хотел опубликовать, фотографиями, которые нужно было разобрать и вставить в рамку или в альбом. Но ничего не сдвинулось ни на йоту. И дело было в женщине с фотографии. В Мануэле.

Питер познакомился с Мануэлой, когда работал в Фермилаб – одной из ведущих научно-исследовательских лабораторий страны. Он только что окончил Массачусетский технологический институт, приближался к пику своей научной карьеры и имел хорошие перспективы превратиться в настоящую знаменитость.

Из всех женщин, с которыми у него случались романы, она была единственная, кто не смотрел на него снизу вверх, кто не возносил его на пьедестал. Казалось, она была заинтригована всего один раз, когда он рассказывал ей о теории запутанности квантовых состояний .

– Согласно теории запутанности квантовых состояний, если частицы связаны, они остаются связанными на энергетическом уровне, даже если физически отделяются друг от друга. А действительно интересно то, что неважно, какое расстояние их разделяет – будь то всего несколько миллиметров или целая галактика, – это никак не влияет на связь между ними. Запутанность квантовых состояний существует в реальном мире, но ее нельзя увидеть. Однако ее можно ощутить, когда нить такой связи крепка, как цепь.

– Запутанность состояний, о да! – произнесла Мануэла и обвила его тело руками. – Вот что это такое. – Она так близко прижималась к нему, что он ощущал жар ее тела, мог вдохнуть запах длинных черных волос, дурманящих сладким ароматом, словно она только что искупалась в эссенции из нектара тропических цветов. Они лежали в постели, где в начале их романа проводили много часов. С ней он чувствовал себя до безумия влюбленным мальчишкой, а не солидным ученым.

Мануэла была родом из Гватемалы. Мать, работавшая домработницей, привезла шестнадцатилетнюю дочь учиться из деревни Сантьяго-Атитлан. Мануэла училась в колледже и одновременно до блеска полировала полы, а в результате оказалась в штате уборщиц Фермилаб, как раз когда там работал Питер. На фоне блондинок с бежевыми волосами и молочной кожей, которых он знавал прежде, эта брюнетка резко выделялась лицом индианки из племени майя.

Прежде чем они начали встречаться, Питер несколько раз видел, как она подолгу задерживалась у двери его офиса, прислушиваясь к тому, как он обсуждал с сотрудниками ход работы. А впервые они заговорили друг с другом, когда он подсел к ее столику в переполненном кафетерии после того, как снова заметил, что она стояла без видимого дела у его двери. Мануэла сидела одна, с таинственным и непроницаемым видом. И ела что-то из промасленного пакета, который ей дала мать.

– Я заметил, что вы прислушивались к моему выступлению, – начал Питер, жадно вгрызаясь в бургер и картошку.

– Да, – ответила она. – Ваши лекции очень популярны. Хотите попробовать энчиладу [3] с сыром?

Это его ошеломило. Никакой лести, никакой ерунды. Просто мгновенное ощущение близости. Как он потом понял, это была ее обычная манера общения.

– Да, – сказал он. И она протянула ему две теплые завернутые в виде конверта лепешки с расплавленным сыром и специями, вкуснее которых он ничего не пробовал в своей жизни.

После этого они нередко сидели рядом за обедом, подчас едва разговаривая. Но присутствие Мануэлы было магически сильным. Питеру казалось, что она рядом, даже в ее отсутствие.

Наконец он спросил, не хочется ли ей сходить с ним в кино или на ужин, хотя и подозревал, что это должно было показаться ей слишком обыденным. И он был прав.

– В кино нет, а вот сходить с вами на прогулку или что-нибудь приготовить из того, что вам нравится, я могу, – ответила она, сверкнув ослепительной белозубой улыбкой.

Выяснилось, что Мануэла обладала гениальной, только ей присущей способностью: она могла определить породу дерева по листьям и коре, птицу по щебетанию и оперению. Если нужно было узнать расположение звезд или назвать вид бабочки, то лучше нее ответить не мог никто. Питеру никогда раньше не доводилось встречать таких, как она.

Скоро они ужинали у нее дома почти каждую неделю, а потом совершали длительные прогулки, возвращаясь уже затемно. Долгое время, пока он не отважился поцеловать ее, она лишь позволяла ему держать ее за руку. А потом вдруг разрешила остаться на ночь в ее крохотной квартире-студии. Он влюбился в нее плавно и естественно, без демонстративного романтизма, почти незаметно для него самого. И все же начал рисовать себе в фантазиях их общее будущее, представлял, как женится на ней, как они поселятся на уединенной ферме с безупречно прекрасными дочерьми.

Человек предполагает, а Бог располагает. Это изречение явно принадлежало гению.

Вместо воображаемой будущей Питер продолжал вести прежнюю жизнь – допоздна просиживал за своими исследованиями. Он сам и все сотрудники лаборатории были убеждены, что Питер на пороге великого открытия. Бывали дни, когда он настолько погружался в работу, что забывал ответить на звонки Мануэлы.