Я очень сильно сомневалась, что дрожь от возбуждения являлась частью ее ДНК. И понятия не имела, что ее красивые, почти золотистые глаза могут блестеть, как у ребенка, оказавшегося в Диснейленде. Я также, черт возьми, не знала, что она начинала трепаться со скоростью тысяча слов в минуту, когда находилась под сильным впечатлением.

Господи, за что мне это?

По тому, как она вела себя в очереди, любой другой человек мог бы предположить, что она была на высоте. Ее густая льняная грива покачивалась из стороны в сторону, когда она всматривалась в проход между палатками, пытаясь разглядеть «любовь всей своей жизни». Никки была самой красивой девушкой, которую я когда-либо встречала. В сочетании с преданностью своим близким, которая посоперничает с немецкой овчаркой, и страстью защищать других, Никки походила на стихийное бедствие. Она была настоящей внутри и снаружи. И она точно знала, чего хочет от жизни, что только усиливало ее потрясающую индивидуальность. И теперь она желала попасть на радар Калума Бурро. У меня не было никаких сомнений в том, что получеловек-полуконь даже не догадывается, что его ждет.

— Кэт, у меня макияж в порядке? Ничего не потекло, а? Сиськи хорошо смотрятся? — спрашивала она.

Я изо всех сил старалась не закатить глаза, потому что на самом деле все это было чертовски мило, несмотря на то что ее легкомыслие граничило с раздражением. Хотя мне нравилось, когда Никки была счастлива.

— Твое лицо, как всегда, прекрасно, моя дорогая, а огромные сиськи выглядят так, что на них хочется покататься как на моторной лодке. — Я подмигнула ей, и она усмехнулась.

Короче говоря, она хотела, чтобы Калум прокатился на ее буферах. Я целых тридцать минут смеялась до усрачки, когда она призналась мне в этом пару месяцев назад. И совершенно точно он мог это сделать. Я лично видела эти обнаженные фото больше раз, чем могла сосчитать, и ее девочки были безупречны.

— Черт, мне нужно сходить в туалет. Придержишь за мной местечко? — спросила она, и я кивнула.

Он не планировал выходить и раздавать автографы еще десять-пятнадцать минут, но перед нами уже стояли восемь человек и, по крайней мере, еще десять — позади. Восемь сучек впереди были одеты как дрянные версии деревенщин в микроскопических обрезанных джинсовых шортах. Словно этого было недостаточно, на престарелых чудиках позади нас было столько косметики, словно они сметали все в «Сефоре» как минимум месяцев шесть подряд. Было довольно странно осознать, что все эти люди вокруг меня время от времени дрочили, созерцая Калума Бурро. Мысль о том, что женщина, которая стоит позади (достаточно взрослая, чтобы быть моей прабабушкой, и одетая во что-то, вдохновленное готикой эпохи Возрождения), наслаждается так в одиночестве, пробудила во мне желание соблюдать дистанцию.

Я старалась держать голову опущенной. Нервозность, которая бурлила в моих венах от того, что меня мог застукать кто-то, кого я знала, была просто невыносимой. Я же в штаны навалю, если встречу здесь знакомых.

О, Господи.

— Я вернулась, сучка, — сообщила Николь пару минут спустя, вставая рядом со мной.

Когда подошла ее очередь, то я внезапно поняла, что у Никки в руках не было (в отличие от всех остальных женщин) ни диска, ни журнала, которые бы он мог подписать.

— Что он подпишет? — с подозрением спросила я ее.

— Мою задницу, Кэт. Что же еще? — ответила она, словно я — идиотка, и должна была бы догадаться. Она мгновенно оттянула край джинсов, обнажая участок загорелой кожи прямо над своей задницей.

— Шикарно.

За столом для автографов появился парень с мелированными волосами, с укладкой из тонны геля, резво размахивая руками.

— Дамы! Через минуту Калум начнет автограф-сессию! Спасибо за терпение! — прокричал он толпе.

Никки завизжала, как свинья, и начала прыгать, словно свихнувшийся кролик. Сейчас она скорее вела себя как наша подруга Зои, чем походила на саму себя, но было слишком забавно испортить удовольствие, когда я засмеялась над ней, что стало причиной ее смущения. Мысленно я отметила делать так и дальше, чтобы почаще наблюдать такую реакцию.

Она заметила в проходе светловолосую копну вьющихся волос, возвышающуюся над всеми. Этот человек был ростом метр девяносто, если не выше, и сложен как полузащитник. Лично мне больше нравились телосложения футболистов с их поджарыми мускулами, но кому, черт возьми, было не плевать на это, когда прямо здесь находилось горячее великолепие во плоти. На нем была футболка слишком маленького размера, подчеркивающая огромные мышцы груди, рук и спины. Что меня удивило, так это большая идиотская улыбка, которая не покидала его лицо, когда он шел к палатке.

— Я пойду туда, хорошо? — сказала я Никки, но по ее остекленевшему взгляду поняла: я могу сказать, что родилась гермафродитом, она и глазом не моргнет. Я вышла из очереди и подошла к пустой палатке напротив. Все в очереди сходили с ума. Кто ж знал, что Калум Бурро — предмет обожания пожилых озабоченных женщин?

Он сел, начал раздавать автографы и болтать со своими фанатами, — все это он проделывал с широкой улыбкой и ямочками на щеках. Николь уставилась на его тело. Меня рассмешил ее напряжённый взгляд. Опустив задницу на пустой стол позади меня, я закинула ногу на ногу, когда почувствовала знакомое движение ткани между ягодиц. Продолжая наблюдать за искренним счастьем, которым лучилась моя лучшая подруга, я даже не поняла, как моя рука-предательница потянулась за спину, чтобы поправить ткань трусиков, пока не стало слишком поздно.

— Ты там золото откопала? — спросил человек, стоя рядом со мной, и которого я не замечала ранее.

В идеальном мире я бы развернулась и столкнулась лицом к лицу с курносым мужичком средних лет, которому срочно нужен «Проактив» от прыщей. О, как бы я тогда хотела оказаться в идеальном мире, чтобы мое очевидное смущение, в конечном счете, никого бы не волновало. Мой идеальный Подглядывающий Том был бы печально знаменит тем, что добывал золотишко из носа и задницы. Такой вариант меня бы вполне устроил.

К сожалению, это был не идеальный мир. В реальном мире я иногда писалась, когда чихала или когда меня щекотали, и обычно пукала, стоило мне только проснуться, а еще в третьем классе я слышала, как мои папа и мама исполняли грязное танго. Я повернула голову, чтобы посмотреть на очевидца того, как я поправляла трусы, и мое лицо оказалось напротив груди очень высокого парня. Мне пришлось поднять голову вверх, а затем — выше и еще выше, чтобы посмотреть в самые красивые изумрудные глаза, которые я когда-либо видела, уставившиеся