ее снова и снова. И наотрез отказывается от других книжек. Даже от своих любимых сказок про кролика Питера и бельчонка Тресси. Теперь все разговоры только о Нарнии, льве и четырех детях, которых война разлучила с родителями. О волшебстве, колдуньях и говорящих животных. И больше ни о чем он говорить не хочет.

– Ты прочитала книгу?

– Пока нет. Тетя Дотти занесла всего пару дней назад. Сказала, это новая детская книжка. Ее написал преподаватель из вашего университета.

– Клайв Стейплз Льюис, – вставила я. – До нее вышли «Письма Баламута» и наделали много шума. Слышала, что он собирается писать продолжение книги про Нарнию.

– Тогда лучше бы ему поторопиться. Сомневаюсь, что твой брат… – тут к ее глазам подступили слезы, которые она поспешила вытереть тыльной стороной ладони.

– Мам, не говори так. Прошу тебя.

– Но ведь так оно и есть.

– Ты не знаешь наверняка.

Засвистел чайник, и мама, взяв чашку с серебряным ситечком, залила чайные листья кипятком.

– Вот, держи. Отнеси брату чай и посиди с ним.

Поежившись, она плотней закуталась в свою серую кофту и застегнула ее под самым горлом, как будто надеялась, что теплая шерсть шетландских овец, которых когда-то разводил наш дедушка, поможет ей взять себя в руки. Я поцеловала ее в раскрасневшуюся щеку; она достала льняной платок, вытерла слезы, потом громко высморкалась – и мы дружно рассмеялись.

– Все, беги.

В спальне Джорджа тепло. Окна комнаты выходят на солнечную сторону, отчего летом в ней иногда может быть жарковато, зато зимой здесь теплее всего. На мгновение я застыла, любуясь небольшой кроватью, которую смастерил еще дед Девоншир, с четырьмя резными остроконечными навершиями по углам, напоминающими шпиль башни Магдалины. На паркетном полу – ковер из овчины, ворсистый по краю и вытоптанный у кровати. На ней лежит покрывало в сине-зеленую полоску, наброшенное поверх белоснежной отутюженной простыни. Напротив кровати, между двух окон, стоит шкаф, который когда-то принадлежал маминой сестре Дотти. Его дверцы украшены резным орнаментом с птицам и деревьями. Удивительно, что каждая вещь в доме – это часть истории нашей семьи, и любая безделушка так или иначе связана с Девонширами или МакАлистерами и переходила из поколения в поколение, – пока не дошла до нас.

Джордж безмятежно спал. Мягкая перьевая подушка под ним совсем не проминается, и поэтому кажется, будто он совсем ничего не весит. Его грудь мерно поднималась и опускалась.

– Джордж, – шепнула я.

Он открыл глаза и широко улыбнулся.

– Я знал, что ты приедешь, если я попрошу. Я так маме и сказал.

– С чего бы мне не приехать? – спросила я, взяв его за руку.

– Мама говорит, тебе учиться надо. Говорит, экзамены по математике очень сложные.

– Так все и есть, но я все равно приехала.

– Мне нужно тебя кое о чем попросить. – Голос у него хриплый, почти как у старика.

– Конечно, – я плюхнулась рядом на жесткий деревянный стул.

– Ты когда-нибудь его видела?

– Кого?

– Человека, который придумал Нарнию. И книжку написал.

– Клайва Стейплза Льюиса? Да, я частенько его вижу. Он вечно куда-то торопится, как будто опаздывает, и везде ходит с тростью и трубкой.

Джордж впился в меня взглядом.

– Мне нужно, чтобы ты у него кое-что спросила.

– Мы с ним даже не знакомы. Я просто видела его издалека. Он преподает в Магдален-колледж, а женщинам туда нельзя. Я учусь в Сомервилле. Их разделяет всего пара миль, но на деле между ними – целая пропасть.

– Но ведь это там же – в Оксфорде.

С этим было сложно поспорить, и я не нашлась, что ответить.

– А что ты хочешь у него узнать?

– Откуда появилась Нарния.

– В смысле?

– Ты же читала? – спросил он так, будто отрицательный ответ был просто невозможен.

Я покачала головой.

– Эта книга для детей. А мне больше по душе физика и математика, которыми управляется вселенная. Я читаю про теории Эйнштейна… у меня нет времени на детские книжки.

– Ты почти всегда права, но вот тут ты ошибаешься. Эта книжка совсем не детская. Если на обложку смотреть, то детская, конечно, но на самом деле она для всех. Пожалуйста, Мэгс. Мне очень нужно знать, существует ли Нарния.

– Конечно, нет. Это сказка. Как твои истории про бельчонка Тресси или про ту девочку, которая провалилась в яму.

– Алиса ее зовут, и не в яму. Тут дело в другом. Вот ты считаешь, что мир был создан при помощи какой-то математической формулы, – в его голосе слышалась несвойственное ему раздражение, – но я тщательно все обдумал и решил, что наш мир существует благодаря историям, и все эти уравнения, от которых тебя не оторвать, тут ни при чем. – Он редко говорил так возбужденно, но, вероятно, причиной такой горячности был вовсе не гнев, хотя на мгновение в его глазах как будто вспыхнул огонь.

– Ничего себе, – протянула я, приподняв бровь. – Вижу, ты основательно над всем поразмыслил.

– Пожалуйста, Мэгс, поговори с профессором Льюисом. Эта книга особенная. В ней все такое же настоящее, как папина яблоня или мамины цветы, такое же реальное, как все в нашем доме. Мне очень нужно знать, как он все придумал.

Вдруг я поняла, что для Джорджа это был вопрос жизни и смерти. Что ж, если ему так важно узнать, откуда появилась Нарния, то я непременно узнаю.

– Я спрошу. Обещаю.

Остаток выходных растаял, как ускользающий сквозь пальцы утренний туман. Я все время была с Джорджем и читала, пока не заболят глаза. Разгуливала по дому в старом шерстяном свитере и мягких тапочках. Иногда думала об однокурсниках, оставшихся в колледже, и чувствовала, что у меня с ними нет ничего общего. И дело даже не в том, что мне не интересна последняя мода, что я не знаю, как носить плиссированную юбку и симпатичные кардиганы, и не умею кокетливо переглядываться с красивыми мальчиками в жилетках, – просто это все не для меня. От всего этого мне неуютно. Не понимаю, зачем девочкам собирать волосы в гладкий хвост или мучиться с укладкой – мои темные кудри всегда свободно развеваются на ветру. Кожа у этих девочек словно фарфоровая, а мои веснушки на щеках и на носу не скроешь даже под слоем пудры. Пару раз они называли меня симпатичной. Я сама это слышала. Симпатичной, но красивой – никогда.

А вот числам не важно, что я ношу и как выгляжу, поэтому в их компании я и провела все выходные. В воскресенье, прямо перед отъездом, я наконец добралась до книжки, которая настолько увлекла моего брата, что он теперь постоянно прячется