А я вышла к озеру.

– Василь! Ты где? Куда идти дальше? Эй!

***

Озеро напоминало зеркало в рамке из насыпи снега и грязи. Треснувшее зеркало. Изломленное уродливыми шрамами. Посмотрела на тонкий лед и на туман, скользящий над мерзлой водой, а потом снова на тени. Не торопятся. Обступили меня кольцом, и я попятилась назад, чувствуя, как шевелятся волосы…и не от ветра, а от ужаса – во мраке я заметила сверкающие точки. Они приближались из темноты все быстрее и быстрее. Я судорожно выдохнула, когда поняла, кто это. Волки.

Их много. Я двинула рукой, сжимая кинжал сильнее, и они оскалились, нагибая головы, наступая на меня, заставляя двигаться назад. К воде. Я снова посмотрела на блестящую зеркальную гладь озера, на трещины с вырывающимися из-под них клубами пара и жутких тварей с оскаленными ртами. По спине поползли мурашки… и от понимания замерло сердце – они дают мне право выбора. Либо я ступлю в озеро, либо они раздерут меня на части здесь, на берегу. Тихое рычание отозвалось сильным ударом сердца, почти болезненным, и я сделала ещё один шаг назад. Под ногами затрещала кромка тонкого льда, и я упала на колени.

Они наступали медленно. Надвигаясь неумолимо и монотонно, заставляя с ужасом пятиться все дальше…уже по льду, а он потрескивает у меня за спиной, раскалываясь на части. Наверное, я бы молилась, если бы не была настолько напугана. Губы беззвучно шевелились… я не знала, что произношу, не знала, что нужно произносить.

Я лишь понимала, что меня заманили в ловушку. В адский капкан, из которого я уже не выйду. Один из волков зарычал уже громко и клацнул огромными клыками, надвигаясь на меня. Другие не торопились, они словно ждали какого-то знака, а я понимала, что если пошевелюсь, то они все набросятся на меня и раздерут на части. Я видела алчную жажду смерти в их горящих глазах, чувствовала, как она витает в воздухе вместе с запахом смерти. Моей смерти. Потому что живой они меня отсюда не выпустят…если только не случится чуда. Но в чудеса я не верила никогда. В нашем мире их не бывает…В монстров я тоже не верила, но сейчас я находилась в эпицентре самого жуткого кошмара, и монстры окружали меня со всех сторон.

А потом они все замерли, и я увидела, как медленно поднимается дыбом их шерсть. Увидела, как они пригибают головы, прижимая уши, и начинают рычать, принюхиваясь. Утробный рык…глухой, словно увидели то, чего не вижу я. Хруст веток и завывание ветра заставляют кровь застывать в жилах от предчувствия, что это далеко не все монстры, которых я увидела этой ночью… и что-то мне подсказывало, что самого страшного я пока ещё не видела…но видят и чувствуют они. Слегка поджали хвосты. Напряглись в ожидании.

Твари резко повернули массивные головы, и я сама вскрикнула, когда между мной и ими на ноги опустился человек…. В кожаной маске.

У него в руках пистолет… и снег заливает алой кровью сраженных чудовищ, а я сама падаю в темную бездну. А потом до меня донесся голос, от которого по всему телу пошли мурашки, а сердце забилось в горле с такой силой, что я начала задыхаться.

Резко выдохнула и сцепила пальцы…а вот и смерть пришла за мной.

Глава 3

Она сидела сложа руки на коленях, стараясь смотреть только на свои пальцы, которые слегка подрагивали из-за того, что молчать было сложно, а не выдать свои мысли – итого сложнее. На тонком указательном всего одно кольцо, доставшееся от матери, единственное, которое отец не продал, чтобы выплатить долги Олегу Лебединскому. От голода слегка посасывало под ложечкой. С утра она ела всего лишь гречневую кашу. Впрочем, как и отец. Скоро у них и ее не останется. Как и куриного мяса. Говядины уже давно нет, про свинину забыли еще прошлой зимой.

Дочь бизнесмена? Нееет. Нищенка. Жалкая оборванка, которую продали Олегу Лебединскому. Тому самому Лебединскому, из-за которого они пали так низко, что были вынуждены продавать свои драгоценности, картины и ковры.

– Ты меня слышишь, Лиля?

Она все слышала. Она понимала, насколько он прав, и у них нет другого выбора, но принять не могла. Все ее существо противилось этому. Будь жив ее брат, он бы скорее начал воровать, чем позволил им пасть так низко.

– Да, отец, я тебя слышу, – тихо сказала девушка и провернула кольцо на пальце. Интересно, как скоро она не смогла бы его носить, потому что оно спадает даже с указательного?

– Это великолепный шанс для тебя, для всех нас, Лиля. Стать женой Лебединского. Это же истинное спасение для нас.

– Спасение, – повторила она и тяжело вздохнула. Как это благородно: сначала толкнуть лицом в грязь, а потом протянуть руку, чтобы поднять оттуда и заставить целовать свои пальцы, те самые, которые держали с головой в болоте.

– Лиля, посмотри на меня.

Она отрицательно качнула головой, и длинные каштановые кудри упали ей на лицо.

Романовский встал с кресла и подошел к дочери, на его узком морщинистом лице читалась каждая эмоция, а между густыми седыми бровями пролегла глубокая складка. Он сам не ел нормально уже несколько дней. Лебединский не оставлял Романовскому времени на размышления – он потребовал немедленного ответа, а затем и отъезда Лили в обмен на круглую сумму в банке, а также акций своей компании. Самый заклятый враг вдруг повернулся к ним лицом и протянул руку для перемирия. И никакого подвоха. Хотя Лебединский был способен на любую низость, но в этот раз ему просто нужна самка, контейнер для сброса семени и выращивания его наследников. А у Игоря Романовского не оставалось выбора. Он понимал, что через пару месяцев они продадут дом и даже этого не хватит оплатить долги.

Игорь положил ладонь на худенькое плечо дочери, а потом приподнял её лицо за подбородок, стиснул челюсти, глядя в огромные глаза, полные упрека и боли, почувствовал, как внутри опять поднимается волна протеста…того самого, которую он читал и во взгляде Лили. Только нет здесь больше места для гордости.

– У нас нет другого выхода, дочка. Ни единого, понимаешь? Мы бы не дожили до конца зимы в этом доме. Мы все. Мне пришлось…

Лиля кивнула и опустила взгляд, сжала руку отца.

– Понимаю. – а потом вдруг вскинула голову, – такой позор, папа. Позор! Лучше бы мы умерли тут с голоду. Лучше бы сцепились с