брякнула я. Какой кошмар, к матери своей меня везет! Но раз его маманя целитель, то значит омег они чему-то да учат.

— Посмотрим, — посмеялся он.

Где-то на середине пути через хребет меня укачало, и я задремала. Не глубоко, краем сознания находясь в реальности, магия обезболивания притупляет бодрость, но я не могла себе позволить довериться незнакомцу, да и положение сидя не располагает ко сну. Ехали мы не меньше часа, когда вдалеке появились огоньки селения я села прямее, нехотя отрываясь от его теплой груди. Все-таки неприлично! Дома были хорошие, добротные, деревянные и кирпичные, я сама жила в саманном и низеньком, как и большинство у нас. Здания шли вдоль длинной и широкой улицы, но было и два перекрестка, во второй мы и завернули, спешились возле кирпичного и двухэтажного дома, с красивой кованой изгородью. Тут всё было так чуждо, словно не настоящее: слишком чисто, слишком хорошо, слишком идеально. Ник свистнул от чего я вздрогнула, он это почувствовал так как придерживал за руку, запретив вставать на больную ногу. Мальчишка в кепочке появился из деревянного амбара, сонно кивнул и забрал коня, а Ник опять подхватил меня. Тут светили магические фонари, как вдоль дороги на столбах, так и фасад дома освещался, и я только сейчас увидела, насколько я грязная. Юбка, руки, ноги всё было в грязи, земля уже подсохла и сыпалась с меня. Стыдно! Стыдно! Аж в глазах заслезилось и я шмыгнула носом.

— Замёрзла? — спросил он, ставя меня на крыльце и отворяя дверь, а после, опять подхватил и словно куклу поставил уже в коридоре.

Сперва темно было — ничего не видно, а потом Ник как-то свет включил, где-то нажал и покрутил на стене что-то. Я, наверное, глупо смотрелась с открытым ртом, но я правда никогда ничего подобного не видела! Полы отполированы — блестят, на бежевых стенах вьётся расписной узор в тон, шторы на окнах тяжелые, на красивых кованых карнизах, мягкий коврик — и это в прихожей! Ник посадил меня на тахту, снял с себя ботинки и попросил посидеть. Ну, да, грязь в дом тащить не дело, меня то есть. Но вернулся он быстро, я даже не заметила его пока разглядывала массивный платяной шкаф. А точнее себя в отражении зеркала, которое было вставлено в его двери. Страшненькая. Было у меня зеркало дома, маленькое, а тут во всей красе. В грязи по самые уши, косы растрепались, пробор дурацкий посередине. Эх, говорила мне мать не делать две косички! И волосы я ещё остригла, месяц назад всего, были длинные до пояса, а я по лопатки отца попросила, так он еще короче подстриг, в итоге в косах они чуть ниже плеч. Юбка короткая — по колено, я ж за малиной и в плавь — как девка какая-то. Губы сами предательски задрожали, и я тихо заревела. А как не зареветь?! Да, не собиралась я замуж сильно, но это ж кошмар какой-то, позорище, а не невеста! Вот он и застал меня, когда я сопли размазывала по грязному лицу.

— Да не съем я тебя! — посмеялся он.

А он ничего, тут светло и лицо хорошо видно, не сказать, что красавец, нос длинный, глаза узкие, но не маленькие, и губы тонкие, но что-то в нем было и я, икнув с горя — зарыдала еще пуще.

— Маменька, ну, ты идёшь? — позвал он и я зажала руками рот, чтобы успокоится. Позор! Какой позор… — Неси свои настоички золотая, оставлю я вас…

— Да щас! — рявкнула «золотая» и вышла к нам с сумкой в руках, видимо аптечная, а у нас дома для этого коробка была.

Я в ужасе уставилась на неё, она на меня тоже, из глаз потоком продолжало литься, к несчастью из носа тоже и в тишине прихожей раздавалось только мое частое шмыганье.

— Я уеду завтра, — тихо пообещала я, конечно, уеду после такого-то и речи о другом быть не может.

— Ты чего полоумный дитя схватил? — гавкнула на сына женщина. Она красивая у него, совсем ещё молодая, с золотыми густыми волосами, сейчас по-домашнему в пучок собранными, высокая, фигуристая. Силу излучала, совсем не выглядела той омегой Эрдалики которую рисуют в россказнях.

— Матушка, — засмеялся Ник. — Она созревшая, миниатюрна только, — отсмеявшись сказал он. — И хрупкая, вон, упала, ходить не может.

— Ты гнался что ли за девочкой? На тебя в суд подадут, ох подадут.

— Нет, не гнался, она на границе с Виждалью малину собирала, дождь полил, она переждать хотела и заснула под деревом, а потом испугалась меня, когда проснулась и упала, — объяснил он. — Оставить вас? Ну, чтобы не смущать.

— Иди уже, — отослала она его копаясь в сумке. — Держи настоечку, — протянула она мне склянку и я, глупая, без раздумий ее выпила. — Меня Тори зовут, а тебя?

— Лися, — тихо представилась я, у нас это очень распространенное имя, всех рыжих девочек Лисями нарекают. Виждаль — страна лис, предки у всех нас перевертыши, но в лис обращаются только сильные маги и только альфы. Ну, и не только в лис, кровь так перемешалась, что и волки есть, медведи и даже кошачьи виды.

— Давай ногу, клади на тахту, — я примостила грязную ногу на краешек, она опухла и на самом деле выглядела страшно. Женщина руками поводила, потрогала, пощупала, опять поводила и так с минуты три, а потом встала, руки отряхнула и взяла свой чемоданчик с тумбочки. — Припухлость через пару часов сойдёт, ходить уже можно, пошли.

— Но я грязная…

— Ну, так пошли покажу, где станешь чистой, — подтолкнула она меня к дверям не церемонясь. И так даже лучше, а то я бы еще ломалась долго, ну, стыдно мне! Не могу я себя перебороть. И повела она меня, через зал красивый, вверх по лестнице кручёной, по коридору и в дверь, а там спальня. Я даже зажмурилась, чтобы убедиться, что это не сон. Никогда таких спален не видела! Кровать большая! Больше, чем у родителей в два раза! Плед на ней зелёненький из плотного хлопка, подушки и большие для красоты и поменьше в белых наволочках для сна, тумбочки у кровати, резные, аккуратненькие белой глазурью покрыты, шторы бархатные темно зелёные, с такими можно весь день спать и солнце не потревожит, ковёр пушистый кремовый и столик на нём чайный, со стульчиками у окна. Шкаф, как и тумбочки в белой глазури, у стены, но без зеркал на дверцах, зато трюмо есть, как в сказке трюмо! Резное всё, с причудливой росписью и маленькими