Надо было прекращать, он совершенно себя не контролировал и с каждым разом наглел, распуская руки. Дунька опустила на его голову пустое ведро, пока он в замешательстве ловил воздух, сумела сбежать.

Она спряталась в лесу, уже не так ей страшна была ведьма, как слетевший с катушек председатель. Пока солнце не зашло, всё сидела в кустах и думала, как быть дальше. Приворот-то сработал.

Крадучись в сумерках, пригибаясь, дабы не одна собака ее не узнала, а ведь однозначно уже новость по всему селу разлетелась, вернулась к дому тетки. У самой калитки зашевелились кусты черной смородины, из них словно по волшебству вылез председатель.

— Всё что хотите сделаю, только не прогоняйте! — взмолился он.

Евдокия успела заскочить за ворота и накинуть на крючок калитку. Чувствуя себя таким образом в относительной безопасности, заговорила оттуда:

— Давайте не так яростно, Вениамин Егорович. Я боюсь вас.

— Евдокия, не знаю как вас по-батюшки, не могу по-другому. Вы для меня как цветочек, а я пчелка — так и маните.

— Ой, боже-боже, — Дуня закатила глаза, уже не рада, что воспользовалась зачарованной вещицей. — У вас жена молодая, Веня! Что люди подумают?

— Плевать мне на людей и их мнение! Люблю я вас, Евдокия, больше жизни люблю! Умоляю не прогоняйте! Я готов, как верный пес жить у вас в сенях и охранять ваш покой.

Таких теплых слов Дуньке еще никто не говорил, она расчувствовалась и заглянув в щель между забором, посмотрела на пылающего от любви председателя. А что? Молодой, красивый, умный, при должности. О чем еще можно мечтать? Разве что…

— Я бы не стала вас прогонять, Вениамин Егорович, — уже более ласково сказала Евдокия, — да вот только дом это не мой, а теткин. Не хозяйка я здесь. А коли была бы хозяйкой, тогда другое дело. — Хитрила Евдокия и ее намек был понят.

— Всё сделаю, цвет мой, Евдокиюшка! Прикажите дом — будет дом.

И как в сказке, по щучьему велению, по председательскому хотению на следующий день выделил колхоз участок вдове Скворцовой под застройку. Согнал председатель всех рабочих, подписывал поддельные наряды, воровал деньги из кассы, лишь бы побыстрее закончить.

Пелагея ходила белая от злости и распускала сплетни одна невероятнее другой, брызжа ядовитой слюной, обзывала соперницу ведьмой.

Оставалось еще немного — пол положить и готово. Дуня налюбоваться не могла — неужели скоро сможет полноправной хозяйкой стать, и у нее будет собственная спальня и у Раисы. Так она размечталась, что уснуть не могла и однажды услышала как кто-то скребется в окно. С замирающем от страха сердцем, осторожно выглянула в оконце. Палашка стояла под окном, махнула ей рукой, приглашая на разговор.

— Чего тебе?

— Я вилять не стану, сразу к делу перейду. Хату сожгу твою, одни головешки останутся, если мужа моего в покое не оставишь. Ух, ведьма! Признавайся — приворожила?

— Да тьфу на тебя, — не испугалась угроз Евдокия, хотя и задумалась.

— Его оставь, а дом забирай. Отпусти Вениамина Егоровича, а? Слышишь?

Дуня прекрасно слышала и неожиданно пошла на уступки.

— Да не нужен мне твой муж, — отрезала она и захлопнула дверь.

Сама же твердо решила снять ворожбу, как только стройку закончат. Вот только приворот работал в одну сторону и как не просила Дунька отвернуть от себя председателя — ничего не выходило. Он продолжал сидеть на ее пороге верным псом.

Никогда ей не забыть, тот день, когда впервые вошла в собственное жилище. Несмотря на скудную обстановку, нарадоваться не могла голым стенам и чувствовала себя на седьмом небе от счастья.

Впервые отправилась встречать нежданного гостя, постучавшего в дверь.

— Я обещал — я выполнил, — с ходу заявил председатель и смотрел на нее с мольбой.

— Ладно уж, заходи, — пустила его Евдокия.

Не смогла она его полюбить, напротив раздражали излишняя назойливость и щенячья радость в глазах, к тому же Вениамин Егорович оказался ревнивцем и грозился покончить собой, если узнает об измене.

“И этот туда же”, — хваталась за голову Дуня. Угрозы продолжали сыпаться на нее со всех сторон, Пелагея ходила и злостно посматривала, ее подруги поднимали бучу и требовали созвать внеочередное собрание, чтобы изгнать бесстыжую вдову из колхоза.

Всё это не могло не отразиться на здоровье Евдокии. Она устала от преследований и постоянной тревоги, исхудала бедная, не спала по ночам, вздрагивая от любого шороха — всюду ей запах дыма мерещился.

После сбора урожая, в первый день бабьего лета, когда в воздухе блестели тонкие паутинки и пахло осенними цветами, в колхоз пожаловала с проверкой комиссия. Им не пришлось заниматься муторным расследованием, председатель сразу же признался в растрате колхозного имущества и просил для себя высшую меру наказания, а вдову Скворцову пожалеть и пощадить. Вениамина Егоровича мигом увезли, не успела Дуня ахнуть, как начались новые проблемы.

На внеочередном собрании главным стоял вопрос о тяжести вины вдовы Скворцовой. Сама вдова отсутствовала, эта мелочь не помешала провести собрание. Защищать ее было некому. Нарком Бражкин беспощадно распекал падшую женщину, притворившуюся заблудшей барашкой. При этом заплевав всех с трибуны. Лично с ней он знаком не был, но уже заочно ненавидел. В общем, члены партии постановили: дом отобрать, вдову изгнать. В завершении Бражкин еще раз всех заплевал, назвав Скворцову прогнившим звеном общества и призвал порицать ее поступок при каждом удобном случае. Публика аплодировала стоя, а громче всех заплаканная Палашка.

С рассветом нарком Бражкин тихо скребся в дверь вдовы разлучницы.

— Вы приснились мне и я вас полюбил.

— Заходи, — грубо ответила Дунька, нисколько не удивившись его визиту.

Протоколы собрания куда-то испарились, а вместо них появилась бесценная бумажка, по которой никто и никогда не отберет дом у вдовы Скворцовой. Все обвинения с нее сняты и даже напротив, за заслуги перед обществом, наградили медалью и выдали премию.

Евдокию разрывало на части, зеркало приносило пользу и в то же время губило ее. Любовь наркома Бражкина была ей противна. Каждый раз ложилась с ним в постель и проклинала тот день, когда украла ведьмино зеркало.

Их история любви закончилась намного быстрее, чем предыдущая. Спустя неделю приехала законная супруга, закатила скандал, избив гулящего мужа. Дуня одного лишь боялась, что сейчас эта фурия в порыве ярости дом разнесет. Тем не менее закончилось все относительно благополучно, жена пинками забуцала Бражкина в машину, а с его любовницей договорилась о следующем: вдову более никто тронуть не посмеет, если нарком и на порог не ступит, а если снова прибежит, то тут же