пускает сына. Тогда сам Галкин подходит к матери Бамматва и злобно орет:

– А ну-ка, оставить, женщина! Я кому сказал, – оставить!

Аминат не обращает внимание, истошно плачет. Галкин достает пистолет.

– Оставить, я сказал! Я буду стрелять!

Аминат не обращает внимание, ещё больше цепляется за сына. Галкин выстреливает в воздух и кричит в ярости:

– Оставить, я сказал!

К Галкину подходит Иса, хватает его за руку и отводить в сторону.

– Лейтенант, ты тут не торопись воевать, успеешь ещё на фронте. С женщиной воевать нет нужды. Мы сейчас решим вопрос, а ты иди к повозкам, сажай пока других.

Лейтенант послушно кладёт пистолет в кобуру, понимая, что, наверное, погорячился, и возвращается к повозкам. Иса подходит к обезумевшей от горя матери, говорит ей что-то и отводит сына к повозке. Женщина, упав на землю, продолжает плакать.

На небе неожиданно появляется самолёт с крестами на крыльях, он пролетает над площадью разворачиваются и направляются в толпу. Галкин мгновенно достаёт пистолет и орёт, что есть мочи:

– Внимание всем! Слушай мою команду! Рассредоточиться! По вражеским самолётам огонь!

Красноармейцы, укрывшись за телеги, начинают стрелять по самолётам. Иса, обращаясь к сельчанам, командует:

– Всем в укрытие! За вал! Ложитесь! Ложитесь быстрее!

Сельчане все разбегаются, прячутся кто-где. Самолёты пролетают на собравшимися, разворачиваются и, приближаясь, на низкой высоте открывают огонь. Испуганные лошади пускаются в бегство. Вражеские истребители заходят во второй круг и сбрасывает бомбы и улетают. Бомбы подают дальше от места скопления людей. Некоторое время люди все лежат в ожидании. Видя, что истребители больше не возвращаются, потихоньку приходят в себя, встают. Испуганные лошади останавливаются недалеко. Галкин поднимается, отряхивается и даёт команду, возвращая свой «макар» в кобуру:

– Ахмедов! Алиев! Верните повозки!

– Все живые? Посмотрите вокруг, все ли живы, – Распоряжается Иса. Лида, наклонившись над телом старика, проверяет пульс. Потом сообщает:

– Иса, дедушку Османа убили. И двое раненных, я вижу. Сейчас проверим остальных, – сказала Лида и пошла в сторону лежачих то ли от испуга, то ли уже мёртвых. Уставившись далеко на горизонт, Иса с недоумением произнёс:

– Чёрт возьми, откуда они тут взялись? Фронт же далеко!

– Значит, уже недалеко, коль летают тут, – констатировал очевидное. Иса оторвал взгляд от горизонта, подошёл ближе и громко, чтобы всем было слышно, распорядился, обращаясь к толпе:

– Идите все в деревню. Идите. Хватит уже. Они могут снова прилететь…Лида, организуй раненных к врачу.

Собравшиеся, оглядываясь назад, пошли в сторону деревни. Несколько молодых мужчин несли на руках погибшего дедушку Османа, другие поддерживали, помогая раненным. Только мать Бамматова лежала на земле по-прежнему и продолжала голосить; то поднимая голову к небу она обращалась к аллаху с молитвой и просьбой вернуть ей сына, то опять падала, упираясь при этом лбом об землю. Лида подошла к ней и попыталась успокоить её, держа за руку. Магомед Бамматов, отец призывника Ахмеда, при этом стоял рядом с женой и беспомощно глядел на неё, не понимая, как её утешит.

Лейтенант Галкин ещё раз пересчитал призывников по головам и, убедившись, что по списку все в строю, дал команду:

– Внимание! Всем сесть на транспортные средства! Приготовиться к маршу! Извозчики занять свои места! Трогай! Поехали! – и сам прыгнул на повозку. Не успела колонна ещё тронуться, как неожиданно для всех, плачущая, упавши на землю, мать Бамматова бегом обгоняет повозку, в которой сидит её сын, и ложиться на дорогу перед лошадьми, крича в истерике: «Оставьте моего сына! Он беспомощный! Он не слышит, он

Инвалид! Отдайте сына или убейте меня!»

Галкин спрыгнул с телеги, подошёл к женщине, но не стал её трогать. Вместо этого он скомандовал солдатам убрать женщину с дороги. Двое красноармейцев с трудом поднимает женщину и передают её рядовым бойцам НКВД, стоящим рядом со старшим лейтенантом Исаевым. Стоящий недалеко отец Бамматова со словами: «Я тоже поеду на фронт отомстить фашистам за сыновей» проходит мимо лейтенанта и садится на повозку, где сидит его сын. Галкин не знал кумыкского языка и ничего не понял, что сказал старик, поэтому повернулся к старшему лейтенанту и спросил, выпучив глаза, удивлённый таким дерзким поступком дедушки:

– Кто таков? Фамилия?

– Бамматов он. Магомед. Отец Ахмеда.

– И что он говорит?

– На фронт хочет. Рядом с сыном хочет быть.

– Он не значится у меня в списках.

– Записывай.

– Не уполномочен. – Галкин развёл руками и обратившись к Бамматову старшему, сказал, – прошу освободить транспортное средство.

– Нет, я поеду. Рядом с сыном буду, – сказал Бамматов на своём кумыкском языке, но Галкин теперь уже всё понял и опять, но уже жёстко потребовал слезть с телеги. Старший лейтенант понял, что назревает конфликт и решил вмешаться:

– Лейтенант, пусть едет. Пусть пока будет рядом с сыном, чтобы мать успокоить, а там решим. Я тоже поеду с вами.

– Галкин посмотрел на старшего, махнул рукой и скомандовал:

– Ладно. Черт с ним. Пускай едет… Внимание! Приготовиться к маршу!.. Трогай! – Галкин прыгнул в повозку, и колонна тронулась с места. Мать Ахмеда вырывается из рук солдат, бегом догоняет колонну и цепляется за повозку с криком:

– Отдайте! Отдайте мне сына! Он инвалид! Он ничего не слышит!

Солдаты догоняют её, отрывают от повозки и уводят в сторону. К ней подходит Иса и пытается успокоить её:

– Ты не плачь, Аминат-Бажюв, я поеду с ними, поговорю в районе, попробую их вернуть. Иди уже домой. И успокойся.

– Он же беспомощный, он глухой, его убьют! – мать Бамматова отчаянно била себя в грудь, громко, почти истерично плакала. Иса постоял возле неё и обратился к Лиде:

– Лида, подойди, пожалуйста, сюда… Отведи Аминат-Бажюв домой. Попробуй успокоить её. И ещё. Заскочи к моим, скажи, что я район поехал. Переночую там.

Колонна повозок с очередной группой призывников, поднимая пыль копытами лошадей, уезжает навстречу смерти… Замыкает колонну тачанка Исаева с тремя солдатами НКВД.

2

Ещё накануне вечером лейтенант Галкин оказией привёз в деревню почту. Султан не стал рассматривать её, не видя в этом смысла: разносить ведь надо будет только завтра. Да и уроки надо было сделать, немецкий ещё учить, – любимый предмет Султана. С утра, как только проснулся, он схвати мешок с почтой и вывалил на ковёр. Стал перебирать письма: «Похоронка… Похоронка…Опять похоронка…Опять… О! Это письмо! Бамматовым! Надо бежать. Передать. Пусть порадуются.» Султан быстро кладёт письмо и похоронки в сумку почтальона и выбегает на улицу.

За почти год работы почтальоном, Султан уже научился отличать похоронки от обычных фронтовых писем-треугольников и даже угадывать, какой треугольник привёз в себе благодарственные и похвальные слова родителям фронтовиков от их командиров.