Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нам было недостаточно отделиться от других видов. Мы возвращаемся теперь, чтобы убить их все. Что сказал бы на это Бедичек? Конечно, он впал бы в ярость. Он был свидетелем начала больших потерь в Техасе. Бедичек жил и писал тогда, когда только что исчезли гризли и бизон, а беркут, белоклювый дятел и шлемовидный дятел были уже на грани исчезновения; но мог ли он представить себе, что этим дело не кончится, что перечень утрат окажется неизмеримо больше, что в него войдут не только эти крупные и сильные существа, но и меньшие представители техасской фауны? Что бы он сказал, узнав, что сегодня в Техасе некогда столь вездесущие твари, как аллигаторы, глотающие черепах и жабовидных ящериц, включены в федеральный перечень видов, которым угрожает исчезновение?
Хотя, возможно, он предчувствовал это. У него бывали моменты, когда его мудрые и спокойные наблюдения уступали место гневному осознанию бессилия перед все возрастающими потерями. Прислушайтесь к его обвинению в адрес тех, кто не проявил достаточной решительности в борьбе с разрушением природы:
«Ряд добровольных организаций — единственный зародыш сопротивления зачастую невежественному, безразборному преследованию животных. Они справедливо считают, что истребление любого вида жизни есть катастрофа, а сама воспитательная роль природы незаменима при формировании личности. Увы, у них слишком мало сил для эффективных действий, для того, чтобы громко выразить свой протест».
Таков по-джентльменски мягкий способ Бедичека дать пощечину.
Бедичек протестовал по-своему. В том числе и созданием этой книги.
Леопольда много читают и хорошо знают, что вполне заслуженно. Поскольку и он, и Бедичек были натуралистами, людьми, проведшими жизнь «на земле», их предостережения обладают сверхъестественным сходством, хотя работали они в различных областях.
«Земля — организм, — писал Леопольд. — Ее части, как части тела человека, составляют одно целое, взаимодействуя одна с другой… Если весь сложный механизм земли пребывает в хорошем состоянии, значит, невредима и каждая его часть, каждая его деталь, осознаем мы это или нет… Сохранять в целости каждый зубец и каждое колесико этого механизма — первейшая задача разумного обращения с ним».
Приблизительно в то же время Бедичек пытался научить нас тому же.
«Каждый природный объект, — писал он, — будь то неизменная звезда или переменчивое облако, вплетается в единое целое со всем остальным и не может быть вырван из целого без ущерба. В природе нет ничего изолированного, но все связующие нити, в свою очередь, соединены между собой, и этот бесконечный поток есть действующий закон, отмеченный как древними философами, так и современными певцами природы. Разумное наблюдение природы — это не процесс обособления единичного, но процесс раскрытия целого».
«Все в природе взаимосвязано», — тщился втолковать нам еще Торо почти сто пятьдесят лет назад. Таков простой урок, который с детства усваивали первые обитатели этого изобильного континента.
Нельзя по-прежнему игнорировать эти уроки. Земля и ее предостережения, ее благоволение к нам — все это в противном случае скоро уйдет, книги, подобные этой, обратятся в прах, и начнется такой ужасающий хаос, что мы даже перестанем понимать, чего же, собственно, мы не знаем.
Сколь смелым надо быть, чтобы соединить в себе ученого и поэта — день с ночью, и сколь мощным оказалось это алхимическое соединение! Бедичек с любовью и сочувствием пишет о скрюченном, твердом, как железо, каркасе, открыто восхищаясь способностью этого дерева бороться за выживание. Он с восторгом описывает упорство, с которым необузданные корни каркаса стремятся к воде, и как, угодив в «сети» города, корни эти «выискивают течи в водопроводных трубах и присасываются к ним, как коровы к поилке. Они словно чуют сточные трубы и разрушают их». Так и слышится усмешка Бедичека над неспособностью дерева соответствовать нашему представлению о чистоплотности…
«Даже умирая, особенно на приусадебном участке, каркас проявляет неудобное человеку упорство. Он отмирает частями в течение нескольких лет. Человек больше любит деревья, которые, если их дни сочтены, „умирают целиком“, как говорится в детском стишке про собачку Ровера».
Бедичек явно питал слабость к этому грубоватому виду, пытался проникнуть в его сокровенные тайны: «Недавно я видел, как бульдозер выворотил из земли каркас более полуметра диаметром и, по крайней мере, пяти метров в высоту… — пишет он. — Я разглядел поверженного великана: его корни крепко держали огромный осколок известняковой плиты. Камень был около трети метра толщиной и почти метр в поперечнике. „При жизни“ ствол находился прямо над этой глыбой, и корни вцепились в него с таким упорством, что, когда дерево вывернули, огромный осколок оторвался от скалы. Каркас, — пишет Бедичек, — любит известняк».
Бедичек называет дерево каркас «Иоанном Предтечей мира деревьев», который, как первопроходец, перемалывает каменистую землю для других деревьев. Не то же ли самое делают натуралисты и писатели Доуби, Уэбб и Джон Грейвз, помогая разбивать скалистые пласты невежества, пытаясь спасти остатки техасской природы, а также многие другие натуралисты и любители леса, которые, подобно каркасу, любят эту землю и держатся за нее, обхватив ее своими корнями?
Когда в конце книги Бедичек пишет о встрече с 86-летним стариком, рубящим кедр в глубине леса, он восхищается яростным нежеланием лесоруба прервать свою физическую связь с землей. «Семьдесят шесть лет он рубил кедр!.. — восклицает Бедичек. — Такова философия первопроходца-пионера: вставай и делай хоть что-нибудь, иди вперед до конца, никогда не отступая. Таково евангелие спасения работой».
Но человеческая воля, сила человеческого духа, способная превратить в героя каждого отдельного человека, в массе и будучи неверно направленной, может стать очень опасной.
То, что когда-то было благом для нашего вида — целеустремленность без оглядки на какого-нибудь белоклювого дятла или гризли, — теперь приводит вид к кризису, заставляя-таки прислушаться к Бедичеку.
Мы ринулись вперед с яростным напором этого самого лесоруба. В большинстве случаев мы игнорировали все иные составные природы, кроме нас самих. А теперь и мы сами, и вся наша система вокруг нас и внутри нас — все погибает по частям, как дерево каркас, оказавшееся в городе.
«Жизнь хрупка и тонка, но она бесконечно изобретательна и, вооруженная всего лишь даже перышком, способна дробить камни, встающие на ее пути», — пишет Бедичек.
Эта книга является одновременно и пером, и камнем. Нам дана еще одна возможность услышать.
Приключения техасского натуралиста
Введение
Свой очередной «отпуск на год»
