Большинство людей могут увидеть связь между раком и крабом[4], но мало кто из тринадцатилетних знаком с письмами Гилберта Уайта из маленькой гемпширской деревни, напечатанными под названием «Естественная история Селборна». Я была права, отдавая должное его уму. Сама я читала эту книгу только потому, что людям свойственно знакомиться с большинством текстов, где упоминается их имя. И потому, что Джонни…

– Меня зовут Дэвид, – сказал мальчик. – Дэвид Шелли.

Я рассмеялась.

– Ну, это просто запомнить в любом случае. Как поживаешь, Дэвид? Мне надо будет только вспомнить о поэтах-романтиках, если я забуду. Но не сердись на меня, если я обращусь к тебе как к Дэвиду Байрону или…

Я резко остановилась. Лицо мальчика, вежливо мне улыбавшееся, изменилось снова. На этот раз ошибки быть не могло. Он вдруг напрягся, покраснел от шеи до висков, потом кровь так же быстро отлила, лицо его побелело как бумага и приняло болезненный вид. Он открыл рот, словно желая что-то сказать, подергал пса за ошейник. Затем, казалось, сделал над собой усилие, бессмысленно мне улыбнулся и снова наклонился над собакой, нашаривая в кармане поводок, чтобы пристегнуть его к ошейнику. Похоже, я совершила ошибку. Но я не ошиблась, почуяв, что что-то здесь очень неладно. Я не принадлежу к числу людей, сующих нос в чужие дела, но внезапно, необъяснимо и сильно мне захотелось вмешаться в это дело.

Не стоило волноваться – мне это предстояло. Но не сию минуту. Прежде чем я успела заговорить, нас прервала женщина, вошедшая с улицы. Ей было, по моему мнению, лет тридцать пять. Она была высокой блондинкой и одной из самых красивых женщин, когда-либо виденных мной. Простое кремовое платье на ней было, похоже, одним из шедевров Диора, а счет за него – ночным кошмаром ее мужа. Будучи женщиной, я заметила сапфир на ее левой руке едва ли не раньше, чем ее саму.

Блондинка не обратила на меня внимания, что было совершенно естественно. Она остановилась на секунду, увидела Дэвида и пса, затем прошла вперед с притягивающей взгляд грацией, которая повернула бы за ней все головы и в ненастное утро понедельника на Пиккадилли. Что эта грация творила в Провансе, где мужским хобби было смотреть на женщин, я не решалась и подумать. Я представила кафе вдоль улицы Республики, пустеющие, когда она проходит мимо, подобно домам Гаммеля, лишившимся других обитателей после прохода Крысолова с волшебной дудочкой.

Она остановилась возле перевернутого стола и заговорила. У нее был приятный голос, ее английский был безупречен, но акцент выдавал француженку.

– Дэвид.

Ответа не последовало.

– Mon fils…[5]

Ее сын? Он не поднял глаз.

– Ты знаешь, который час? О, Боже, что случилось со столом?

– Роммель перевернул его. – Хмурое бурчание, каким, отвернувшись, Дэвид ответил ей, было одновременно грубым и неожиданным.

Она не обратила внимания на его тон, но, слегка коснувшись рукой его плеча, сказала:

– Что ж, поставь стол на место, будь хорошим мальчиком. И поспеши переодеться. Уже пора обедать. Где ты был сегодня?

– У реки.

– Как ты можешь…– Она засмеялась и пожала плечами, затем достала из сумочки сигарету. – Хорошо, поставь стол, детка.

Дэвид подтащил к дереву упирающегося пса и начал привязывать его к стволу.

– Я не могу поднять стол, – проговорил мальчик уныло.

Новый голос вкрадчиво вмешался: «Позвольте мне, мадам».

Мужчина, вышедший из отеля, был темноволос и необыкновенно хорош собой. Его одежда и внешность, так же как и голос, были несомненно французскими. Красавец выглядел очень мужественным и в то же время утонченным, то есть обладал тем несокрушимым, беззаботным обаянием, которое бывает весьма опустошительным. Тем удивительнее было, что женщина, поблагодарив взглядом, в дальнейшем полностью игнорировала его и зажгла сигарету, даже не посмотрев в его сторону. Я бы прозакладывала голову, что, когда дело касалось мужчин, она была весьма наблюдательна.

Незнакомец улыбнулся Дэвиду, легко поднял тяжелый стол, поставил его на место и вытер руки носовым платком.

– Благодарю вас, сэр, – сказал Дэвид и начал отвязывать Роммеля от дерева.

– De rien[6], – сказал француз. – Мадам. – Он слегка поклонился в ее сторону, она ответила едва заметной вежливой улыбкой. Затем он прошел к столику в дальнем углу двора и сел.

– Если ты поспешишь, – сказала мать Дэвиду, – то сможешь занять ванную первым.

Не говоря ни слова, мальчик отправился в отель, ведя за собой на поводке усмиренного пса. Мать проводила его взглядом наполовину озадаченным, наполовину раздраженным. Затем слегка пожала плечами, улыбнулась и последовала за ним.

Француз тоже не заметил меня; его красивое лицо склонилось над спичкой, он закуривал сигарету. Я тихо прошла через балконную дверь в комнату и постояла минуту в прохладной тени, обдумывай увиденное. Разыгравшаяся сценка таила в себе элементы необычного. Прелестная кинозвезда и неописуемый пес. Кристиан Диор и Гилберт Уайт… она француженка, а у мальчика произношение уроженца Стратфорда… он был груб с ней и чарующе вежлив с незнакомыми людьми.

Ладно, это не мое дело.

Я взяла сумочку и пошла вниз выпить коктейль.

Там впервые увидел я черный лик преступления…

Чосер

Когда я спустилась вниз, двор уже начал заполняться. Луизы еще не было, поэтому я выбрала столик в тени и заказала чинзано.

Я огляделась, заранее примирившись с тем, что почти все обитатели отеля окажутся скорее всего англичанами. Но пока что сборище было довольно пестрым. Я начала игру в угадывание профессий собравшихся и их национальностей. Этой игрой слишком часто увлекаются самодовольные типы, склонные провозглашать, что они изучают человеческую природу, но я тем не менее в нее играю. Двое мужчин за соседним столиком несомненно были немцами. Один – худой и интеллигентный, а второй, с толстой шеей, похож на немца с карикатур. Когда я услышала его обращение к компаньону: «Ach, so?»[7], не потребовалось большой проницательности угадать остальное. Была молодая пара, похожая на молодоженов во время медового месяца, по моему мнению американцы. Затем шел красавец-француз, потягивающий в одиночестве перно в углу, и еще один одинокий мужчина, сидевший возле решетчатой стены. Он читал книгу и маленькими глоточками, осторожно и недоверчиво пил что-то ярко-зеленое. Я долго ломала голову над ним – он мог оказаться кем угодно, пока не заметила название книги – «Четыре квартета» Т. С. Элиота. Это водворило все на свои места. Еще две группы людей я не смогла разгадать. В этот момент ко мне присоединилась Луиза. – Мне не давала выпить мой коктейль, – пожаловалась она горестно, что было большой редкостью, – patronne[8], убежденная, что я жажду узнать историю, дела и планы всех постояльцев отеля. И, между прочим, она горела желанием выяснить все о нас с тобой.