Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-о? Я – цапля?!
– Да, цапля. Еще раз извини. Особенно, когда бежишь: ноги длинные-длинные, только они и мелькают, а там, на самом верху, глядишь, маленькая головенка торчит, да и та вдобавок всегда трепаная. Вот хоть сейчас, – и он указал пальцем на разметавшиеся кудряшки.
– Вот оно что-о! Прекрасно! Теперь я понимаю, почему ты все время избегал быть со мной в паре: вдруг ты – и цапля!!..
На последнем слове голос Жени дрогнул от сдерживаемых слез, и глаза стали влажными.
– Ну, Жулинька, полно злиться, – ласково заговорил Сергей. – Пойдем! Право, нехорошо Нелли одну оставлять, что ни толкуй, а гостья же она, да и ужинать пора.
Но девочка тряхнула головой и окинула его сверкающими гневными глазами.
– Во-первых, прошу мне кличек не давать, да еще, как сегодня, при посторонних. Я не маленькая и не собачонка какая-нибудь. Небось, с другими вежливым быть умеешь! «Нелли! Нелли!» – с ужимками, слащавым голосом передразнила она. – Противно и глупо. Что за Нелли? Точно нет русского слова: Ленка, Лёлька, вот и все. И никуда я отсюда не пойду, и нечего тебе срамиться с… цаплей вместе идти.
Женя опять проглотила слезы.
– Слушай, Женя, но ведь Нелли все-таки одна.
– Не одна вовсе, и ты, и Лида там.
– Я в настоящую минуту здесь, а Лида тоже гостья.
– Во-первых, можешь и ты идти, а во-вторых, не беспокойся, она свои очаровательные глазки закатывает пока перед Николаем Михайловичем. Ведь ей все равно, этой «греческой богине», перед кем кривляться.
– Ну брось, Жучок.
– Опять! Опять кличка!..
– Но я не знаю, почему ты сегодня за нее обижаешься, ведь я тебя часто так называю. Говоришь «при чужих», но Муратовы свои, их отец слишком старый друг папа́, чтобы они для нас были чужими. Кроме того, ты так же хорошо знаешь, как и я, что Китти и Юрий любят друг друга, и семьи наши не сегодня-завтра еще и породнятся…
– Вдвойне… – насмешливо подхватила Женя. – Особенно после того, как ты женишься на «обворожительной» Нелли.
– Скоро ж ты меня сосватала! – широко и весело улыбнулся Сережа. – Однако, пока дойдет до женитьбы, все-таки нужно и себя, и невесту ужином покормить. Так ты не идешь? Окончательно? Ну что ж, значит, я буду вынужден сказать мама́, что ты дуешься, да еще при гостях. Ты знаешь, как это ей приятно.
При последних словах девочка сделала было порывистый жест, но Сережа, не дав ей открыть рта, продолжал, нагнувшись совсем близко к ней.
– А теперь хочешь знать правду, почему я ловил Нелли, а не тебя?
Глаза девочки несколько просветлели и с живым интересом устремились в лицо говорящего.
– Ну-у? – только проронила она.
– Потому, что ты ловка и изворотлива, как мышонок, и я боялся, что все будут смеяться, когда я, долговязый балбес, не смогу справиться с тобой. Поняла? А за той тумбой – только руку протяни – цап, и готово.
– Правда?.. Потому?.. А не оттого, что я цапля?.. Нет? Говори же… Говори! А зачем же ты раньше сказал?.. – радостно и недоверчиво, со сверкающим весельем лицом, допытывалась девочка.
– А зачем ты злилась? – вопросом ответил Сергей. – Ах ты, кипучка-кипучка, никак ты нрава своего усмирить не можешь. Ну, а теперь бегом!
Он взял ее за руку и вывел из беседки.
– Сережа, милый, посмотри. Ах, как хорошо! Там, в глубине, налево, – Юрий и Китти.
В ту минуту, когда Женя заметила их, молодые люди, дойдя до поворота аллеи, ведущего к полянке, на которой недавно играли в горелки, остановились, держась за руки и любовно глядя друг другу в лицо. Затем Юрий поднес к губам обе руки Кити, а потом в порыве глубокой нежности прижал к своей груди белокурую головку девушки и поцеловал ее шелковистые волосы.
– Господи, как хорошо, как хорошо! Как я рада! – восторженно воскликнула Женя. – Как они, верно, счастливы, и какие они хорошие! Посмотри на Китти, она точно ангел, точно святая. Ах, какая она прелесть! И ты, Сергуня, прелесть, и ты – милый, такой милый!..
Девочка, вдруг приподнявшись на цыпочки, обвила руками и поцеловала кудрявую черную голову юноши.
– Только зачем ты так дразнишь меня? – укоризненно закончила она.
– А ты, Жучок, не злись, – растроганно и ласково пожал он руку девочки.
– Бежим, бежим! – теперь уже Женя торопила его.
– Китти, милая, ты такая милая! – добежав до девушки, она горячо обняла ее.
– Что это ты, Жучок, так расчувствовался? – глядя счастливыми глазами в веселое личико девочки и от души возвращая ей ласку, спросила Китти.
– Хорошо? Хорошо, Китти? Ведь, правда, хорошо?
Но та ответила лишь вторым горячим поцелуем.
– Нелли, Лидочка, вы, верно, проголодались? – суетилась Женя около подруг. – Идем кушать!
Она ласково взяла Нелли под руку и особенно занялась именно ею, точно стараясь искупить все злое и недоброжелательное, что в порыве раздражения заочно наговорила в ее адрес.
– Грядем, грядем, мамочка! – издали закивала Женя стоявшей на ступеньках балкона матери. – Идем и есть будем!!! Правда, господа?
Вся веселая компания направилась к большой, спускающейся прямо в цветник веранде, обвитой зеленой сеткой высоко всползающего дикого винограда, которая в летнее время заменяла столовую.
– Что, видно, правду говорят: голод не свой брат? Хочется, небось, набегавшись да нагулявшись, червячка заморить? – с веселой улыбкой приветствовала молодежь еще стройная красивая блондинка с ласковыми синими глазами.
– Что касается меня, то червячков этих самых для замаривания у меня, кажется, не один, а целая дюжина завелась, – откровенно заявил Сережа. – Ведь можно уже, мамочка, и ням-ням? Правда?
– Нет, друзья мои, придется чуточку обождать, но не пугайтесь, совсем немножко. Дело в том, что сию минуту приехал из Москвы Дмитрий Петрович и пошел слегка оправиться и переодеться с дороги… Впрочем, – сама себя перебила говорившая, – вот, кажется, они с папа́ идут.
Действительно, раздались шаги, и в дверях появился грузный, высокий старик лет шестидесяти. Красное лицо с громадными бакенбардами, широким носом, густыми нависшими бровями было бы непривлекательным, если бы не умные, добрые, еще полные жизни глаза, которые не только сглаживали впечатление всего неправильного и расплывшегося лица, но и заставляли с истинным удовольствием останавливаться на нем. Это был приезжий друг дома и крестный отец Сережи, Дмитрий Петрович Сазонов, возвращавшийся из Москвы в свою родовую вотчину.
Следом за ним шел бодрый, цветущего вида военный лет пятидесяти, с открытым приятным лицом и смеющимися большими черными глазами, – сам хозяин Благодатного, Владимир Михайлович Троянов.
– Ну-с, теперь позвольте еще раз поцеловать ваши ручки, моя дорогая Анна Николаевна, – промолвил гость, с истинным дружелюбием целуя одну за другой протянутые ему руки. – Так уж я всегда рад видеть вас, так доволен, когда попаду в ваше поистине благодатное Благодатное, – продолжал он.