Их главарем был огромный, почти как рысь, кот с коричневатой, словно у лисы, шерстью. Лилиан назвала его Большой Рыжик. Он бросился на змею и мгновенно откусил ей голову – хрясь! – и готово. Черная Нэсси отшвырнула голову прочь ловким движением лапы. Парочка котят кровожадно вцепилась в извивающееся тело. Урча, они рвали и кусали его, но поверженный противник и так уже бился в предсмертных судорогах. Теперь змея была совершенно безвредна.

Остальные кошки расселись кружком под старым буком. Только им было уже не до кошачьих грез. В середине круга лежала умирающая девочка.

Лилиан не сознавала всего этого. Она падала в светящийся туннель – такое странное чувство, никогда ей не приходилось испытывать ничего подобного. Бывает же!

Ей не было страшно, да и больно тоже не было. Вот если бы только умолкли голоса, а они все звучат и звучат. Не пускают ее в светящийся туннель.

– Мы должны спасти ее.

– Не получится. Слишком поздно.

– Если только…

– Если только превратить ее в кого-то, кто сейчас не умирает.

– Но Прародитель запретил нам…

– Тогда пусть гнев Прародителя падет на меня.

– На всех нас.

– Мы сделаем ее одной из нашего рода – он не рассердится.

– Рассердился же, когда мы приделали мышам крылья.

– Здесь совсем другое.

– Ведь сейчас мы спасаем друга.

Они разом посмотрели на Лилиан. Кошачья магия пробудилась и ожила под сенью старого бука. Сначала кошки ритмично раскачивались туда-обратно, затем одновременно подали голоса, и словно в каморке заиграл ансамбль из расстроенных скрипок, но расстроенных не настолько, чтобы резать слух. Было в их стройной мелодии что-то ершистое. Кошки пели, и над ними поднималось золотое сияние, самый воздух вокруг светился золотом. Сияние повисело над кошачьим хором, а потом двинулось по кругу от одного певца к другому.

Обойдя кошек трижды, сияние остановилось в центре круга, прямо над умирающей девочкой. Кошки подняли головы: над ними, среди ветвей старого бука, парила душа Лилиан. Скрипучая песня неслась все выше, а вместе с ней и сияние устремилось за душой. Золотой петлей свет опутал душу и притянул ее назад, к телу.

Кошки умолкли. Они смотрели на девочку. Лилиан вдохнула и выдохнула, а ее спасители обменялись довольными взглядами. Но тут, внезапно вспомнив о Прародителе, они встревожились и поспешно удалились в лес.

Лилиан открыла глаза и лениво потянулась. Такой странный сон ей привиделся. Она подняла лапу, облизала ее и уже начала было умывать мордочку… как вдруг внезапно поняла, что делает. Она вытянула конечность перед собой. Это определенно была лапа – с шерстью и без всякого намека на большой палец. Куда подевалась ее рука?

Лилиан попыталась осмотреть себя. Она видела тело трехцветной кошки – такое же тощее и долговязое, как ее собственное, но на этом сходство заканчивалось.

– И кто я теперь? – спросила она.

– Ты котенок, – ответил голос откуда-то сверху.

Лилиан задрала голову: с ветвей бука на нее смотрела белка. Похоже, она посмеивалась.

– Я не котенок. Я девочка, – возразила Лилиан.

– Ага, а я старый пес, – хмыкнула белка и заголосила, подражая унылому собачьему вою.

– Да нет же, я девочка, – настойчиво повторила Лилиан.

Но белка уже скрылась в ветвях.

Лилиан попыталась встать и неловко повалилась на траву: слишком много у нее теперь было ног.

– По крайней мере, я была девочкой.

Она повторила попытку, на этот раз более осторожно. И тут ей стало ясно: нужно двигаться так, будто она по-прежнему девочка. Кошачье тело само разберется, что ему делать.

Оглядевшись, Лилиан обнаружила останки растерзанной змеи – она отпрянула, шерсть на загривке встала дыбом. Значит, это был не сон.

Лилиан ужалила змея. Она умирала. А потом… Что было потом? Она помнила лишь светящийся туннель и голоса.

Фейри. Это фейри явились, чтобы спасти ее.

– Белка! – завопила она, задрав голову. – Ты видела фейри? Ты видела мое превращение?

Никто не ответил.

– Кажется, мне не очень-то нравится быть кошкой, – пробормотала Лилиан.

Вот уж теперь ей действительно были нужны фейри.

* * *

Лилиан успела освоиться с новым телом, пока бежала до ручья, но легче ей от этого не стало. Никакие фейри ей, как обычно, не встретились. И что теперь прикажете делать? Не может же она всю жизнь оставаться кошкой.

Отыскав тихую заводь, Лилиан свесилась с берега, посмотрела на свое отражение и… увидела кое-что очень-очень странное. Такое, чего, вообще-то, быть не могло. Из воды на нее смотрела девочка. Лилиан подняла лапу – девочка подняла руку.

Лилиан задумалась.

– Они изменили твой облик, – раздался голос сверху. – Теперь ты не совсем девочка. Но и не совсем кошка.

Она подняла взгляд: на ветке над ее головой восседал старый ворон.

– Ты говоришь о фейри?

– Нет же. О кошках.

– О кошках? – удивилась Лилиан. – Что-то я не понимаю…

– Ты умирала, а у них не было при себе безоара, чтобы вытянуть яд. Впрочем, молока для вымачивания камня у них тоже не было. К тому же без рук трудновато приложить безоар к укусу. И они решили сделать, что могли. Они превратили тебя в того, кто не умирал.

Про безоар Лилиан знала. У Харлин Уэлч был такой. Ее муж нашел камень у оленя в желудке, когда разделывал тушу. Гладкий, плоский сероватый камешек, размером с крупную монету. Если вымочить его в молоке и приложить к месту укуса, он прилипнет, а потом, высосав яд, сам отвалится. При укусах змей и бешеных животных лучше средства не найти.

– Я останусь такой навсегда? – спросила Лилиан.

– Может быть, – задумчиво произнес ворон. – А может быть, и нет.

– Как это?

– Об этом сказано в легендах, – пояснил он. – То, что однажды изменилось, может измениться вновь.

– Не слышала таких легенд, – покачала головой Лилиан. – Я вообще не знаю легенд о змеях. Разве что ту песню о кошмарной, ужасной змее. Девочка там умирает.