что углубятся на оккупированную фашистами территорию километров на сорок, а потом развернутся и пойдут в заданный квадрат со стороны вражеского тыла, чтобы сбить противника с толку.

Неожиданно началась полоса сильной облачности. Дивин скомандовал набрать высоту. Летели, словно с завязанными глазами. Неприятное ощущение: мало того, что боишься столкновения с самолетом напарника, так еще и мозг постоянно посылает сигналы, будто приборы врут и нужно срочно внести коррективы. И здесь очень важно не поддаваться, внимательно наблюдать за стрелками на циферблатах и руководствоваться их показаниями.

Прошло десять минут. В соответствии с проложенным маршрутом, Григорий плавно потянул ручку от себя. Надо снизиться, выйти из облаков. По расчетам, он должен оказаться прямо над железнодорожной станцией, которую и требовалось разведать в первую очередь.

До земли четыреста метров. Триста... двести... сто... Земля выскочила внезапно. Ясно стали видны дома, дороги, повозки, машины. Экспат оглянулся. Ага, не подвел Прорва, идет следом, молодец!

Вместе снизились до пятидесяти метров. Вот и станция. На путях эшелон, паровоз под парами, у вагонов снуют люди. Поднимают головы, смотрят на краснозвездные самолеты, но никак не реагируют на их появление. Интересно. А может быть сюда уже вошли наши войска? А что, совершили стремительный рейд по тылам противника и заняли стратегически важную точку.

Экспат сделал лихую горку, поднялся над станцией, включил аппаратуру и заложил круг. И тут фрицы не выдержали. От башни водокачки ударили «эрликоны». Рыжков, не дожидаясь команды, выполнил противозенитный маневр и как коршун набросился на них, давая возможность Григорию завершить съемку.

А молодцом держится, отметил для себя экспат, между трасс словно просачивается, очень умело их минует, постоянно сбивает наводчикам прицел. И давит очень четко. Работает пушками и пулеметами выверено, точно, хладнокровно. В хорошего бойца вырос Рыжков, сейчас уже и не скажешь, что было время, когда в запасном полку доводил своей бестолковостью инструкторов до белого каления.

Нажав кнопку выключения фотоаппарата, Дивин с удовольствием присоединился к товарищу. Вдвоем они быстро заставили замолчать немецкую батарею, а потом сбросили бомбы с замедленными взрывателями на эшелон. При других раскладах поразить его было бы неимоверно сложно, но с малой высоты промахнуться практически невозможно.

Сделали вид, что уходят. Отлетели в сторону, а потом снова резко развернулись на сто восемьдесят градусов и вновь атаковали. Черт побери, до чего же приятно наблюдать за тем, как горят немецкие вагоны, падают бездыханными под очередями твоих пулеметов солдаты в мышиных шинелях, бессильно умолкают разбитые орудия.

— Прорва, уходим!

Облачность поднялась метров до двухсот над землей, видимость приличная. Пара Ил-2 опять шла на бреющем. Вот и вторая точка. С виду пустынное поле с разбросанными по нему в хаотичном порядке копнами. Ну, это мы уже проходили, знаем, что могут скрывать под собой копны в прифронтовой полосе.

«Ильюшины» заходят в атаку. Срываются из-под плоскостей эрэсы, врезаются в цель. Одна из копен вдруг взрывается. Во все стороны летят клочья сена, какие-то обломки, две изломанные, будто куклы, человеческие фигуры в черных комбинезонах. А в клубах дыма и пламени виден скособочившийся силуэт танка.

Штурмовики вьются над полем, поливают каждое подозрительное место из пушек и пулеметов. И у немцев не выдерживают нервы — копны разлетаются и танки начинают расползаться в разные стороны. Экспат приказал товарищу продолжить их гонять, а сам тщательно заснял все на камеру.

Теперь можно и домой. К линии фронта летели с чувством выполненного долга. Настроение хорошее, душа поет и потому, когда Рыжков предложил пройтись над фашистскими окопами, Григорий мгновенно согласился. Помочь пехоте — святое дело!

Выпустили по вражеским траншеям остатки боезапаса. На нашей стороне люди повылезали на бруствер, кидали в воздух шапки, приветственно махали руками. Вот теперь точно все, пора домой. Облачность усилилась, начала прижимать почти к самой земле. Дивин забеспокоился, сажать машину в таких условиях непросто.

Показался аэродром. Зашли на круг, покачали крыльями, а потом поочередно стали заходить на посадку. Экспат приземлился первым. Самолет пробежал по земле, раскидывая в разные стороны снежную пыль, лихо развернулся и порулил к своему капониру. Лейтенант заглушил мотор, откинул фонарь и принялся расстегивать ремни.

Прорва, тем временем, тоже начал садиться. Он выпустил шасси, зашел на полосу, снизился, и... пара тупоносых истребителей появилась будто чертик из табакерки. Пробила низкие облака, пристроилась в хвост практически беспомощному штурмовику. Стрелок ударил по ним длинной, на расплав очередью, но поздно, слишком поздно — нос идущего первым «фоккера» уже расцвел вспышками и к «илу» потянулись дымные шнуры.

— Газу! — заорал экспат, даже не сообразив, что товарищ его все равно сейчас не слышит. — Добавляй, ну же!.. А, черт!

Ил-2 клюнул носом и буквально вонзился в землю. Встал на нос, какую-то долю мгновения постоял так, а потом с грохотом упал на спину, разваливаясь на части.

«Фокке-вульфы» стремительно пронеслись над аэродромом, ввинтились в серые облака и исчезли, будто их никогда и не было.

К месту падения, гудя сигналами, рванулись пожарная и санитарная машины — на подножке последней фигурка в белом халате. Следом за ними бежали летчики и техники. Экспат дернул, матерясь, тугие защелки, выпрыгнул на плоскость, соскочил вниз и, не чуя под собой ног, припустил к месту падения штурмовика.

«Только попробуй мне сдохнуть, — билось в голове подстреленной птицей. — Прорва, зараза, только попробуй!»

Глава 2

— Пропустите! Да пропустите же! — Григорий распихивал столпившихся вокруг разбитого самолета людей. Кто-то попытался его остановить, но Дивин на ходу, не останавливаясь, злобно оскалился и от него мигом отстали.

«Ильюшин» выглядел неважно. На первый взгляд казалось, что он разлетелся на тысячу деталей. Мотор улетел в одну сторону, плоскости — в другую. Хвостовое оперение от удара глубоко ушло в землю. Несколько человек разбрасывали обломки, искали экипаж.

— Вот стрелок! — крикнул кто-то.

— Жив?

— Какое там, — красноармеец из БАО безнадежно махнул рукой. — Его, видать, еще в воздухе наповал.

— Летчик! Летчика ищите! — экспат оттолкнул стоявшего на дороге человека и полез в искореженную кучу металла.

— Эх ты ж, мать-перемать!

Прорву вытащили из изувеченной, смятой и простреленной кабины всего в крови. Врач торопливо расстегнул куртку, припал ухом к груди. Потом полез проверять пульс.

— Что? — не выдержал кто-то. На него зашикали — не мешай доктору!

— Жив! — Врач ловко сделал укол. — Срочно на носилки и в