«Во саду» стоял памятник усатому вояке по имени Карло Альберто на безымянном коне. Постамент украшали батальные сцены, в которых мы обнаружили принципиальную неправильность: изображенные на барельефах уланы, драгуны и прочие военнообязанные кентавры сражались голыми руками. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что у некоторых бойцов в кулаках сохранились гарды, однако клинки исчезли. Это низвело благородные поединки на саблях до вульгарных потасовок на кулачках – воистину от великого до смешного один шаг.

– Не иначе, это туристы солдатиков обезоружили, – резюмировала я. – Отломали бронзовые сабельки на сувениры, варвары!

– Некультурные люди, им только покажи, где что плохо лежит! – возмутился Зяма.

В соседнем сквере памятников не было, но туда мы попали только с третьей попытки, потому что он не был круглосуточно открыт всем ветрам, туристам и гастарбайтерам. На ночь ворота в этот скромный оазис закрывались на замок, а на углу очень неудачно располагался полицейский в будочке. Он охранял правительственное здание по соседству, но наверняка отреагировал бы и на несанкционированное вторжение в сквер. Мы с Зямой не рискнули лезть через забор и пришли, как порядочные, за пару часов до закрытия.

Был тот тихий вечерний час, когда в нашем отечестве пенсионеры, домохозяйки и младшие школьники выходят во двор подышать свежим воздухом, обменяться взглядами и слухами, покататься на качелях и поиграть с мячом – кто чем занимается. В итальянском варианте эта традиция выглядела поскромнее: детей мы не увидели вовсе, а граждане постарше сидели на лавочках порознь и коммуницировали слабо.

Несмотря на то что этим вечером Зяма выгуливал по Риму нечеловеческой красоты льняные порты с кружевной оторочкой и телесного цвета майку с принтом в виде нагрудной татуировки «Я натурал», наше появление в скверике никого не впечатлило.

– А как ты думал? В этом городе привыкли к зрелищам, – сказала я братцу, похлопав его по крутому плечу. – Когда-то народ тут так и требовал: «Хлеба и зрелищ!», но те времена давно прошли.

– Хочешь сказать, я не мог бы составить конкуренцию гладиаторам? – обиделся Зяма.

– Ну, почему же?

Я прищурилась и оглядела братца с головы до ног.

Надо признать, Зямка у нас красавец. Он на голову выше меня (а у меня своих 185 сантиметров) и сложен, как Аполлон.

– Тебе бы сандалии с ремешками, юбочку из бронзовых лепестков, нагрудник из дубленой кожи…

– И можно было бы зарабатывать на лазанью, фотографируясь за деньги с туристами у Колизея! – повеселел братишка. – Только еще загореть немножко.

Он тут же стянул с себя майку и подставил роскошный торс итальянскому солнышку. Потом покосился на публику, которая все еще не прониклась, и пошел, поигрывая мускулами, к фонтанчику – плескаться, фыркать и всяко-разно привлекать к себе внимание.

– Пижон! – тихо хмыкнула я, опускаясь на внушительный обломок чего-то античного.

Солнечный свет, процеженный сквозь раскидистую крону высоченной старой пинии, теплым медом стекал мне на плечи. Пахло пылью, сухой травой и цветами: в углу, у огороженных пластиковой сеткой невнятных руин, пламенел куст гибискуса. Там же пучком росли раскидистые пальмы, затейливо сочетавшиеся с лопухами.

Я расслабленно смотрела на братца, принимавшего нехитрую водную процедуру.

Внезапно загорелая спина Зяма застыла, словно отлитая в бронзе. Братец обернулся ко мне, и я встревожилась: лицо у Зямки перекосилось, глаз задергался, и общий вид сделался крайне нездоровым!

– Не хватало еще подхватить какую-нибудь древнюю кишечную заразу, – забеспокоилась я, слезая с камешка.

До сих пор я очень радовалась многочисленным римским фонтанам и бюветам с превосходной и бесплатной питьевой водой. Но, как говорится, что гладиатору хорошо, то Зяме – смерть! Не дай Юпитер, конечно…

– Что с тобой, братец козленочек? Тебе дурно? – как добрая сестрица, спросила я Зяму, подойдя поближе.

– За козленочка можно и в глаз, – беззлобно ответил братец, которого в детстве морально мучали необразованные одноклассники, упорно писавшие красивое имя Казимир в два слова: Козий Мир. – Но мне не плохо, нет. Мне хорошо! Мне прекрасно и удивительно! О! Ты только посмотри! Ты видишь это?!

– Что?

Я проследила за направлением взгляда брата Зямы, чье скуластое лицо уже украсил лихорадочный румянец.

– Это! Это!

Братец отошел от фонтанчика и принялся сладострастно оглаживать массивное основание чахлой клумбы.

Неопознанные хилые побеги торчали из сухой земли, заполнявшей некое подобие цветочного горшка, увеличенного раз в десять в высоту и в двадцать – в ширину.

Чем тут восхищаться, я не поняла?

– Индия Кузнецова, ты – невежественная варварша, – заклеймил меня позором Зяма, лаская дрожащими руками завитушку на боку мега-горшка. – Дюха, это же ванна! Мраморная ванна, восемнадцатый век!

Тут он просканировал взглядом фасад ближайшего жилого дома – красивого, старинного, цвета «клубничное бланманже», с зелеными щелястыми ставнями, колоннами, лепниной и бельведером – и добавил:

– А может быть, даже семнадцатый!

– Разбитая, наверное? – предположила я.

Зяма тут же согнулся и полез пристально осматривать бельведерскую ванну со всех сторон, приобретя большое сходство не с гладиатором, а с дюжей полуголой пастушкой, озабоченно инспектирующей особо мощное коровье вымя.

– Целая!

Зяма вынырнул из-за ванны.

Глаза его сияли.

– Прекрасно, – сухо сказала я, немного напуганная этой фанатичной радостью. – Это целая итальянская мраморная ванна семнадцатого века из дворца. Можно сказать, донна ванна бельведерес. И что? Мало ли в Италии этих ванн? Да в Риме полным-полно более важных и древних достопримечательностей, даже по части сантехники и банно-прачечных услуг. Вспомни хотя бы термы Каракаллы.

В этих знаменитых термах одновременно могли принимать водные процедуры полторы тысячи древних римлян. В наше время термы Каракаллы обезвожены, сеансы массового мытья там давно не проводятся, зато в естественных декорациях играют спектакли для туристов. Мы с Зямой незаконно проникли в термы с заднего хода – через ворота, куда заезжают фуры с оборудованием для вечерних представлений. Прежде чем нас обнаружили на охраняемом объекте рабочие сцены, мы с братцем успели без помех и провожатых осмотреть все закоулки античных бань и даже обсудили возможность сколупнуть пару-тройку древних мозаичных плиточек на сувениры друзьям в России.

По итогам состоявшейся экскурсии Зяма заявил, что теперь ему понятно, каким должен быть реально шикарный фитнесс-клуб, но голодного блеска в глазах и лихорадочного румянца на щеках термы Каракаллы у него не вызвали.

– Ну, ты сравнила! – братец всплеснул руками. – Термы Каракаллы – культурная ценность мирового значения! Они принадлежат всему человечеству!