– А в доме твоих родителей?

– Они уже ужали свое пространство до квартиры с одной спальней. Они могли бы хоть сегодня выставить ее на продажу и купить новый дом, чтобы у Эммы… Нолы… была своя комната, но я не хочу, чтобы они это делали. Кроме того, нам, ну, вроде как сейчас что-то нужно.

– И она не может жить у тебя, потому что?..

Джек стиснул зубы.

– Потому что… – Он пожал плечами – либо потому, что не смог придумать убедительный ответ, либо потому, что не хотел, чтобы Нола его услышала.

– Потому что я ему не нужна. Он никогда меня не хотел, – подала голос Нола.

Вытянув руки в примирительном жесте, Джек шагнул к ней.

– Неправда, Нола. Я тебе уже говорил. Не знаю, почему ты отказываешься меня слушать.

– Это ты не желаешь ничего слушать, – почти выкрикнула Нола. Лицо ее покраснело под слоем косметики, и это было нечто большее, нежели обычная обида или злость. Мне внезапно подумалось: я ведь ничего не знаю об обстоятельствах, которые привели ее к Джеку. Что-то ранило Нолу гораздо глубже, чем она была готова признать, и даже для меня было очевидно, что Джек не имеет об этом ни малейшего понятия.

Я почувствовала, что моя шея стала слегка липкой.

– Может, всякий раз, когда у вас двоих будет спор, я могу быть вашим посредником? Кем-то вроде рефери. И даже время от времени навещать вас.

Я с надеждой улыбнулась им.

Две пары одинаковых голубых глаз посмотрели на меня с выражением презрения. Под их взглядом я тотчас ощутила себя очень-очень маленькой и бессердечной. Какой-то части меня было даже приятно наблюдать за их спаррингом, как то частенько бывает между нормальным отцом и дочерью-подростком. Я никогда не «бодалась» с моими родителями, но лишь потому, что у меня никогда не было такой возможности. Моя мать оставила меня, когда мне было шесть лет, отец же обычно бывал слишком пьян, чтобы обращать на меня внимание. Хотя мои отношения с обоими родителями значительно улучшились за последний год, я по-прежнему ощущала внутри себя огромную пустоту, зиявшую в годы моего взросления. Не то чтобы мне хотелось вернуться в юность. В конце концов, мне тридцать девять лет. Слишком стара, чтобы иметь дело с подростковой тревогой. Или быть не замужем, но это уже совсем другое дело.

– Но она даже не знает меня, – сказала я, хватаясь за свою последнюю соломинку.

Взгляд Нолы был настолько жгучим, что я ожидала увидеть, как от моего махрового халата поднимаются клубы дыма.

– Лучше здесь, чем оставаться с ним, – Нола вздернула подбородок, указывая на Джека. – Или жить на улице. – Судя по ее взгляду, второй вариант был лишь чуть хуже, чем жизнь под одной крышей со мной.

Джек прикоснулся к моей руке и задействовал против меня всю силу своего мощного обаяния, начав с пронзительного взгляда очень, очень голубых глаз.

– Мы здесь в этот безбожный час потому, что цапались до полуночи, пока я не запросил перемирие, чтобы хоть немного поспать. Вот тогда-то я и застукал ее за попыткой улизнуть. Я усадил ее рядом со мной на диван в гостиной, и тут мне в голову пришла мысль, что ты, возможно, не спишь, – он покачал головой. – Пожалуйста, Мелли, – добавил он, назвав меня уменьшительным именем, которое я терпеть не могу, хотя и он, и моя мать обожают им пользоваться. Мать – потому что это мое детское имя, Джек – потому что ему нравится дразнить меня. – Это ненадолго, – продолжил он, – до тех пор, пока мы не разрулим дела, но, живя под одной крышей, мы вряд ли это сделаем.

– А как же школа? – спросила я, в последней попытке избежать катастрофы. – Разве она не должна ходить в школу по месту жительства?

Нола закатила глаза:

– Школа – отстой.

Джек явно хотел что-то ей сказать, но, похоже, передумал.

– Я уже получил ее оценки, она – отличница, – сказал он вместо этого. – Чтобы закончить этот учебный год, я попробую определить ее в группу домашнего обучения. Тем временем моя мать попытается определить ее в Эшли-Холл, ее alma mater, да и твоей матери тоже. Надеюсь, совместными усилиями они добьются для нее места в новом учебном году.

Я знала, как выглядят девушки из школы Эшли-Холл – гладко зачесанные волосы, клюшка для лякросса, румяное личико, – и хоть убей не могла представить себе, что Нола в ее возрасте впишется в этот образ. Но я прикусила язык. Какое мне до всего этого дело?

– В общем, у Нолы в запасе целое лето, – с надеждой в голосе добавил Джек, – чтобы привыкнуть к Чарльстону.

Я посмотрела на них обоих, они в свою очередь выжидающе смотрели на меня. Джек – с надеждой в глазах, Нола – исподлобья. Меня так и подмывало выкрикнуть короткое «нет». У меня есть моя собственная жизнь, без оков в виде мужа или детей или иных обязанностей, которые не включают в себя выполнение моей квоты продаж для «Бюро недвижимости Гендерсона». Или дальнейшую реставрацию моего красивого, но вечно высасывающего из меня деньги дома. Но стоило мне посмотреть на Нолу, как я вновь увидела испуганного, брошенного взрослыми ребенка, который, за исключением предательской дрожи, изо всех сил старается храбриться и дерзить. К сожалению для нас обеих, я видела не только ее дрожь. Я видела в ней себя.

– Хорошо, – осторожно сказала я, желая положить конец страданиям Нолы и не провоцировать ее дальнейшую неприязнь ко мне. – Она может пожить здесь некоторое время. В гостевой комнате на кровати есть чистые простыни и чистые полотенца в ванной. Я позабочусь о том, чтобы Нола, пока она будет жить у меня, чувствовала себя как дома.

Я вопросительно посмотрела на Джека в надежде на то, что он не только назовет конкретный период времени, но и окажет мне моральную поддержку.

Но нет, в его глазах читалось лишь огромное облегчение. Учитывая эмоциональную травму, которую он причинил мне в прошлом году, мне, по идее, полагалось злорадствовать. Вместо этого мне стало жаль и его, и Нолу: их отношения напомнили мне отношения между мной и моим отцом до недавнего времени, когда он наконец бросил пить.

– Спасибо, – сказал Джек. Мне не оставалось ничего другого, как улыбнуться.

Джек подошел к двери и открыл ее.

– Я знаю, Нола не хочет об этом забыть.

С этими словами потянулся за чем-то на веранде и втащил в дом видавший виды черный гитарный футляр, потертый и поцарапанный, почти сплошь залепленный наклейками. Большую часть надписей на них уже было невозможно прочесть. Наверху, рядом с одной из защелок, виднелся маленький белый прямоугольник с выцветшими черными словами «Я люблю N’awlins. НОЛА».

Джек поставил футляр возле столика в фойе. Я на пару секунд уставилась на эту штуковину и второй раз за ночь ощутила кожей затылка знакомое покалывание. Я оглянулась по сторонам, ожидая увидеть… что-то. Температура, похоже, упала на несколько градусов, и я увидела, как Нола потерла руки, как будто они озябли. А затем я услышала что-то вроде едва слышной музыки. Я взглянула на Джека и Нолу, проверяя, слышат ли они ее тоже, но эти двое усердно старались придумать, как им попрощаться без физического контакта.