Да, с пиджаком-то все в порядке, а вот с обувью… Заметив,что в зал вошел посетитель, Алевтина Петровна сдержалась и не поглядела вниз,на ботинки. Правый давно ее беспокоил. Эта складка на сгибе… кажется, онапонемногу превращается в дырку. Да, с тех пор как соседский мальчишка Димканаступил ей на ногу в темном коридоре, правый ботинок определенно сталпропускать влагу. Димка, конечно, извинился, но ботинок его извинений непринял. И теперь, как ни замазывай кремом, вода, как говорится, дырочку найдет.

Алевтина Петровна украдкой оглянулась и потянулась на стуле,после чего обвела взглядом зал. Все в порядке, все надоевшие экспонаты никудане делись. С ее места были видны ярко одетые арабы на фоне горного пейзажа, двемолоденькие девушки, подслушивающие под дверью. На лице младшей испуг – знает,что поступает нехорошо, а старшая уже преодолела свой страх и жадно прильнула кщелке. А рядом две картины одного художника. На одной – классический сюжет,голая красавица стоит на помосте и закрывается стыдливо рукой. А снизу уже тянутк ней руки с деньгами алчные купцы, богато одетые по-восточному. Названиекартины даже читать не надо – и так ясно: «Продажа невольницы». АлевтинаПетровна перевела взгляд на следующую картину. Квадратный бассейн, мозаичнаяплитка на полу и обнаженная женщина с длинными волосами, сидящая на краюбассейна. ..

Народа в зале сейчас никого. А если кто и забредет случайно,как этот, то торопятся пройти мимо. Франция, середина девятнадцатого века, этотпериод мало кого интересует. В будние дни приходят студенты – тихо сидят,копируют картины. Иногда кто-то с ней поболтает от скуки. Рядом кимпрессионистам народ часто заглядывает. Экскурсии даже бывают тематические –из художественной школы, например. Там хоть и дети, а все же покультурнее,знают, как в Эрмитаже себя вести, привыкли. Хуже всего стада туристов, которыеприбывают на автобусах со всей страны. Толпятся, глазеют по сторонам, ногамитопают. А уж детки-то, не приведи Господь! Если написано «Руками не трогать!»,так им обязательно нужно тронуть. Прямо хоть нарочно наоборот пиши! Иностранцытоже не лучше. Шумят, галдят, топают, смеются! Но дисциплинированные,экскурсовода слушают, не отвлекаются.

Но такого туриста на третий этаж и калачом не заманишь. Всеноровят Тронный зал смотреть да Часы-Павлина. Или еще Рубенса с Рембрандтомпосетить. А у них здесь тишина, никто не беспокоит. С одной стороны – этохорошо, а с другой – вот, чуть не заснула, а это правилами категорическизапрещается. Но, будем надеяться, что никто не заметил.

– Алевтина Петровна! – На пороге зала стояластарушка в таком же зеленом пиджаке. – Идемте чай пить!

– А что, уже пора? – фальшиво спохватиласьАлевтина.

На самом деле ей давно уже хотелось есть – утром соседскоесемейство по причине субботнего дня шумно и долго завтракало на кухне, и АлевтинаПетровна смогла только вскипятить чайник. И хоть она выпила большую чашку чаю,положив в него пакетик «Липтона», и съела булочку с маком и половину сливочногосырка, есть хотелось ужасно.

– Да как же я пойду! – Алевтина суетливоогляделась. – Меня Любочка обещала подменить…

– Да она у Федры в зале сидит! – понизив голос,проговорила сослуживица.

– Ну вы подумайте, а! – всплеснула рукамиАлевтина. – Ну ведь не ее же сегодня очередь в первую смену идти!

– Конечно, – закивала приятельница, – но ясама слышала, как она Любочку переманила. Посидите, кричит, за меня, а то естьхочу – прямо умираю!

– Как будто другие не умирают! – проворчалаАлевтина Петровна, но прикусила язык: не дело это – уподобляться толстухеФедре. Алевтина пыталась убедить окружающих, что она мало ест не потому, чтоденег не хватает, а просто привыкла себя ограничивать, чтобы не растолстеть. Ноесть хотелось до головокружения, до боли в желудке. К тому же она терпеть неможет остывший чай, уж лучше сырую воду пить! И самое главное: ни в коем случаенельзя спускать Федре, а то она сядет на шею и вообще не будет соблюдатьочередность. Федре!.. Алевтина Петровна мысленно скорчила пренебрежительнуюгримасу. Какая она Федра! По паспорту Федора Васильевна, в прошлом – артисткатеатра Музкомедии. Какая уж она там артистка – никто не знает, очень давно этобыло. Утверждает, что И голос был, и поклонники… Сейчас она жутко растолстела,голос пропал, поклонники тоже, остался только сценический псевдоним – Федра. Недай Бог Федорой назвать – получишь злейшего врага на всю жизнь.

– Так пойдете, Алевтина Петровна? – соблазняласотрудница. – А потом за авансом зайдем, старшая смены в бригадирскойвыдает. Пока едим, очередь займем…

– Пойду! – Алевтина решительно сдвинула брови иПоднялась с места.

Она выглянула в соседний зал. Там тоже никого не было.Алевтина повесила в дверном проеме веревочку – указание посетителям, что входвременно воспрещен, – и удалилась. Правила разрешали это делать вэкстренных случаях.

У лестницы был пост номер один. Там Серафима Семеновна. Унее отекали ноги, поэтому она выбрала этот пост, возле лестницы – там всегдаможно было сидеть. Прямо перед ней находились залы импрессионистов, а слева –те, откуда вышли Алевтина Петровна с приятельницей. Сейчас все дверные проемы втой стороне были завешаны бархатными малиновыми шнурами.

Серафима Семеновна махнула рукой и отвернулась, пристальнонаблюдая за группой школьников. Двадцать второе марта, начало каникул. Теперьпойдет нервотрепка!

Только не говорите мне про филармонию! – кричала Федра,громко звеня ложечкой в кружке.

Она попробовала, поморщилась и добавила в чай еще одну ложкусахару, по наблюдению Алевтина Петровны – четвертую.

– Только не напоминайте мне про филармонию! –продолжала Федра. – Туда устроиться нетрудно, то есть, конечно, там свояособая каста, но вы понимаете, мы, артисты, всегда найдем общий язык. Нопублика такая капризная, с ними мороки не оберешься…

«А по-моему, публика в филармонии очень приличная, –размышляла Алевтина Петровна, прихлебывая чай, – попроситься, что ли,программки продавать или билеты проверять. Там концерты каждый вечер разные, ненадоест. Не то что тут – каждый день перед глазами арабы со своими лошадьми даголая девица в бассейне… Но с другой стороны – все-таки публика, перепутаютместа, пойдет спор из-за билетов, опять же дети ходят…»

Она откусила бутерброд с полукопченой колбасой и жеваламедленно, чтобы хватило подольше. Полукопченая гораздо выгоднее – если резатьтоненько-тоненько острым ножом, то полпалочки хватает на неделю. Федра женамазала огромный кусок батона неприлично толстым слоем паштета из гусинойпеченки и сразу отправила в рот половину.

– Звали меня в Музкомедию администратором, –невнятно заговорила она.

Алевтина хотела отпустить ехидное замечание насчет того, чтопочему бы Федре не устроиться в театр сразу директором, но решила несвязываться: все знали, что Федра врет. Кому она нужна в своей Музкомедии?Максимум билетершей возьмут. Она жила с семьей сына в большой пятикомнатнойквартире и работала в Эрмитаже вовсе не потому, что не могла прожить на пенсию,просто ей не хотелось сидеть с правнуком.