он мог помочь ему только переложив досье в самый низ, что Конлей и сделал. Хотя расписание заседаний всё равно было сформировано заранее.

Охранника на входе не было. «Да и зачем он здесь», — подумал Конлей. По крайней мере сейчас, когда судебные церемонии уже закончились, охранять здесь было решительно нечего.

На долю Конлея редко выпадало такое скучное и мрачное занятие, как передача досье арестованных в суд. Тишина и слишком тусклое освещение, обволакивавшие со всех сторон, даже слегка заставляли понервничать.

В маленькое, практически без окон здание суда попадало совсем мало света ламп, отчего помещение было погружено в полутьму. Как и подобает месту, где вершится смерть.

Судьи за столом не было. Это было странно, ведь обычно он всегда оставался на рабочем месте. «Ну, так даже лучше», — подумал Конлей. Вид этого беспомощного стража порядка обычно только добавлял мрачности этому месту, хотя в нём не было ничего особенного. Встретив его на улице, Конлей даже не обратил бы на него внимание, как, впрочем, и на абсолютное большинство других жителей Купола.

Конлей положил стопку досье на правый край стола. Судья всегда просил делать именно так. Он явно любил порядок в своей работе. Хотя навряд ли в этой работе можно было что-то любить. Конлей понимал его.

Обычно он снимал капюшон своей куртки в помещениях. Но здесь даже в нём было некомфортно. Он поспешил выйти отсюда.

Рабочий день окончен.

Подходя к своему пятиэтажному дому, Конлей снял куртку и взял её в руки. В голове после произошедших событий было слишком многое. Как всегда.

Прошлую ночь из-за ареста Питера пришлось провести в Отделении. Проклятый день… Он не любил оставаться наедине со своими мыслями, предпочитал обдумывать всё дома. Там Николь всегда поддерживала его. Не давала надумать лишнего.

При мысли о любимой по телу пробежали приятные мурашки. Он пока не успел привыкнуть к ней. И не надеялся когда-то привыкнуть, хотя знал, что привыкает ко всему.

С ней можно было обсудить многое. Пусть меньше, чем Конлей хотел бы. Меньше, чем Конлей мог. На то были свои причины, которые он уже не раз озвучивал самому себе. Конлей чувствовал, что Николь была человеком, которому он мог открыть душу, если бы в ней не хранилось столько тьмы. Ему не хотелось вновь возвращаться к этой теме в своей голове.

И всё же, она была единственной, кто хотя бы слушал его. Хотя бы слышал.

Молодой человек, огоньку не найдётся? — за спиной раздался шёпот, больше похожий на хрип.

Курение. Запрещено Нормой № 20 по «Кодексу Норм и Порядков». Мысль мигом пролетела в голове Конлея. В Школе они учили «Кодекс» наизусть. Он обернулся на голос.

Мужчина среднего возраста. Небритый. Кое-где проглядывается лысина. Бегающие глазки под нависшими бровями. Осматривать людей при встрече вошло у смотрителя Райана в профессиональную привычку.

Нарушитель только что приметил тёмно-синюю куртку с нашивкой Главного Отделения в руках Конлея, ведь жалостливое выражение лица сменилось гримасой страха.

Конлей знал этот мгновенно возникающий в глазах блеск, как натренированная собака чувствовала выплеск в кровь адреналина и ускорение биения сердца. По-другому люди не реагировали. Никому не хотелось оказаться под солнцем. Досконально даже смотрители не знали, что оно делает с людьми. Споры о том, почему всё-таки построили Купол, ходили самые разные.

Одно люди знали точно. Солнце и Правительство безжалостны к ним. Этого хватало, чтобы держать оставшееся население планеты в страхе. И сохранять порядок.

Губы неопрятного мужчины беззвучно задвигались в немой молитве.

Богу? Кому-то ещё?..

Конлей Райан укорительно покачал головой, глядя ему в глаза. Развернулся и пошёл в сторону дома.

Он усмехнулся. Мужчина навсегда запомнит длинные рыжие волосы, обычно скрывающиеся под капюшоном.

***

В одно утро жизнь изменилась.

Когда отец уже стоял на пороге, в дверь постучались. Девочка испугалась и прижалась к маме. К ним никогда не приходили гости. Стук в дверь мог означать лишь то, о чём пятилетняя девочка пока не могла догадываться.

В квартиру вошёл мужчина. Пожал папе руку. Вместе они прошли на кухню и недолго о чём-то разговаривали. Вернее, разговаривал пришедший мужчина. Отец только слушал. И, кажется, соглашался.

Девочка не знала и никогда в будущем не узнает, о чём тогда шёл разговор, к чему он привёл, и как изменил жизни граждан Купола.

Тем более она представить не могла, что через 20 лет влюбится в сына этого рыжеволосого незнакомца, улыбнувшегося ей и через несколько минут скрывшегося за дверью вместе с отцом.

***

Он никогда не хотел быть один. С её появлением перестал.

Теперь Конлей не хотел остаться в одиночестве вновь.

Пустота в голове. Всегда так. А ведь столько хотелось обдумать. Понять. Решить. Может, даже сделать.

Мысли рождались днём, а ночью растворялись в пустоте.

Бедный мальчик. Эндрю мог умереть из-за его глупости. Наивности. Трусости. Разве так он должен давать ему уроки?

Нет. Это был урок самому Конлею.

Завтра снова просыпаться. Не тяжело идти на работу. Не тяжело делать выбор. Не тяжело даже снова кого-то убить.

Тяжело просыпаться. И засыпать, осознавая, что разбудят тебя не лучи солнца, а холодный свет ламп.

— Я убил. Николь, я убил Скарлет, — шептал Конлей. — Питер ведь знает. Каково ему теперь будет умирать?

Николь спала. Только её сопящее дыхание у него на плече давало знать, что он сам всё ещё жив. Что темнота не поглотила его полностью.

Темнота. Густая. Нагнетающая. Обволакивающая.

Но не являющаяся причиной пустоты.

Конлей прожигал чёрную материю пространства огоньком тлеющей самокрутки.

На прикроватном столике лежал вскрытый конверт и красная зажигалка.

***

3 глава

Накануне Правительство выпустило приказ об уничтожении произведений очередных авторов. Николь Уайт, работающей в Государственном Архиве, всегда было тяжело смотреть на сжигание книг. Пусть некоторые из них она не видела даже в глаза, многие часто перечитывала ещё во время учёбы.

С каждым годом нового творчества становилось всё меньше и меньше. Молодых авторов не появлялось, а старые произведения, потерянные в беге времени или меняющихся нуждах и представлениях людей, были вынуждены стираться в пыль на полках Архива. Или, в участившихся в последние годы случаях, погибать в огне.

Приходя на работу после публикации таких приказов, Николь не находила себе места. По крайней мере до того момента, как в Архив не приходил один из Смотрителей, обязанный проследить за исполнением. Тогда уже было не до тоски.

Николь сидела за письменным столом и перебирала сомкнутые в замок пальцы уже на протяжении,