Шахраджи, что только узнав секрет бессмертия, я должен никогда больше не стремиться к нему, и, хотя с тех пор я не колеблясь продлевал своё земное существование с помощью определённых тайных средств, когда смерть, наконец, придёт за мной, я буду смотреть на неё как на друга и с радостью приму её. Ибо в последний миг я понял, какую немыслимую цену заплатил древний Коф-Серапис, потому что это он был той огромной, говорившей со мной червеподобной тушей!

Перевод: Алексей Лотерман, 2022 г.

Примечание переводчика: Рассказ "Роющий норы" (The Burrower Beneath) был написан Робертом Прайсом и опубликован в журнале "Fungi" в 1997 году, а позднее вошёл в антологию "Книга Эйбона" (The Book of Eibon) 2002-го. Как отмечает Прайс в предисловии к нему, в "Обитающем во тьме" (The Haunter of the Dark) 1935 года Лавкрафт привёл названия пяти сочинений Роберта Блейка, пародирующих рассказы Роберта Блоха. Из них "Роющий землю" (The Burrower Beneath) вдохновил Брайана Ламли написать "Роющих землю" (The Burrowers Beneath) 1974-го, Фрица Лейбера на "Ужас из глубин" (The Terror from the Depths) 1976-го, а Лина Картера на "Наследие Уинфилда" (The Winfield Inheritance) 1981-го. Сам же Прайс написал свой рассказ в рамках Гиперборейского цикла К. Э. Смита, обратившись к мотивам "Празднества" и "Сновидческих поисков неведомого Кадата" Лавкрафта, использовав название из "Обитающего во тьме", которое в данном переводе получило вариант "Роющий норы", как более точно отражающий особенности жизни дхолов и соответствующий сюжету.

Кэтрин Тоблер

ТОЛЬКО ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ СНОВА ПОЧУВСТВОВАТЬ ЕЁ ВКУС

E. Catherine Tobler — If Only to Taste Her Again(2011)

От автора: Я всегда питала слабость к Египту и не уверена почему. Хотелось бы проследить шаги, заставившие мой мозг впервые подумать «Ох, ничего себе!» о данном месте, но это, увы, потеряно. Тем не менее, древние руины, которые когда-то не являлись таковыми, совершенно очаровательны. Проводя очередные изыскания для своего романа, я наткнулась на упоминание о правительнице Хатшепсут, и мой интерес усилился. Женщина-фараон? Как такое могло случиться? Сведения о ней оказались в значительной степени уничтожены её преемником. Почему, чёрт возьми?.. Одним из интригующих моментов правления Хатшепсут были корабли, отправленные ею в Пунт и возвратившиеся с множеством удивительных вещей. По некоторым данным, на основании старинных рисунков можно идентифицировать привезённую рыбу вплоть до её видовой принадлежности… Рыба из чужих земель? О, с какими ещё чудесами могли вернуться корабли? Я мысленно задалась вопросом и придумала эту историю.

Посвящается Джозефу

Ветер дул слабый и оставался тёплым, когда наши пять кораблей скользили по тёмно-винным водам Красного моря. Конец сезона… к этому времени ветры уже начали стихать, ведь мы возвращались позднее, чем планировалось, но правительница Пунта оказалась необычайно щедра в своём приёме. Дни, проведённые в её владениях, казались длиннее целой эпохи, а ночи были наполнены вином, инжиром и вниманием стройных юношей. Правительница не жалела средств, чтобы мы вернулись в Джесер-Джесеру с богатством, которого никто не ожидал; она надеялась добиться особой милости Хатшепсут, Великой Жены Царя, Владычицы Двух Земель.

Корабли вошли в порт, наделав много шума. Хотя стояла глубокая ночь, Хатшепсут отправила на берег большую часть своего двора, чтобы встречать нас. Факелы горели ярко, словно звёзды, указывающие путь; доносились звуки трещоток и костяных колотушек, усиливаясь по мере приближения. Гребцы подхватили ритм, приближая нас к родине.

Как потом выяснилось, служители и музыканты жили в порту уже несколько недель, сменяя друг друга, чтобы к нашему появлению находиться в полной готовности. Из Пунта не было способа послать весточку о нашей задержке. Неужели Хатшепсут поверила, что правительница Пунта съела нас? Конечно, та оказалась женщиной пышнотелой и не страдала от отсутствия аппетита, но мы не являлись свидетелями случаев подобного безобразия, пока гостили у неё.

У всех служителей, усердно восхваляющих нас, оказались усталые глаза. Мой родной брат, находящийся среди музыкантов, отложил подальше свою костяную колотушку, чтобы подать мне руку и помочь ступить на сушу. Казалось, что земля покачивается под ногами, невзирая на его поддержку. Он был высок; я всегда буду помнить брата таким, даже когда его поглотит живой ужас.

Он сделал только одно замечание по поводу нашего позднего возвращения, однако в его низком голосе отсутствовал упрёк. Безусловно, это было проявлением беспокойства, но я ничего не сказал, лишь кивнул, когда люди, вместе с которыми мне довелось путешествовать долгие недели, приступили к разгрузке. Пять кораблей, каждый из которых до краёв набит каменными ящиками и тростниковыми корзинами; высокими деревьями мирры и ладана, чьи корни бережно связаны и неустанно увлажняемы на всём протяжении пути, чтобы мы могли посадить столь экзотические растения в саду Владычицы Двух Земель. Лазуритом и серебром, шкурами пантер и бивнями слонов. Толстыми связками кассии; очень скоро она наполнит дворцовые залы благоуханием, проникающим и в мои покои.

Хатшепсут приветствовала нас во дворце, когда мы, наконец, проделали долгий путь туда. Она стояла возле длинной лестницы, ведущей к храму. В её позе угадывалась плохо скрываемая гордость за нас, а тёплый ветер, пригнавший корабли к родным берегам, теперь ласкал тонкое льняное одеяние повелительницы. Её тёмные волосы были аккуратно уложены и блестели от масел. Когда она раскрыла для меня свои объятия, чтобы прошептать на ухо благословение, я почувствовал аромат этих масел. Они, согретые её телом, пахли лотосом и оливой. Я случайно коснулся губами её щеки, умасленной благовониями. Она имела вкус дома.

— Мир будет говорить об этом славном путешествии и триумфальном возвращении на протяжении многих поколений, — молвила Хатшепсут, пока подношения несли по террасированным дорожкам и располагали так, чтобы повелительница могла изучить каждое из них в своё удовольствие. Она отошла от меня, чтобы заняться именно этим, открыла одну из корзин и зачерпнула горсть зерна. Затем раздался чуть слышный шелест… Вероятно, зерно посыпалось сквозь пальцы Хатшепсут, однако позднее у меня появится повод усомниться в правильности скоропалительно сделанного вывода. Она заглядывала в сундуки и корзины наугад, а воздух вокруг нас, казалось, стал теплее. Дрожь пробежала по моей коже, и я ощутил странную тошноту, когда Хатшепсут опустилась на колени перед золотой шкатулкой и откинула крышку, удерживаемую на весу двумя цепочками.

В воздухе разлился аромат мирры, ведь шкатулка оказалась наполнена слабо мерцающими шариками благовоний. Возможно, меня грызла усталость; возможно, донимали стрессы, накопившиеся за время длительного путешествия. Все неблагоприятные факторы объединились, чтобы обрушиться на меня и заставить зрение на миг затуманиться. Снова послышался тихий шелест. Зерно сквозь пальцы фараона, —