Деньги перекочевали со стола в приоткрытый ящик письменного стола — доктор сделал всего лишь спокойный жест карандашом с ластиком на конце, и пачка сама соскользнула в ящик. Этой показной небрежностью он как бы утверждал себя, демонстрируя, что деньги для него, в сущности, такая мелочь, о которой и думать не приходится.

— Так я могу надеяться, доктор? — уже с просительной интонацией произнесла дама и задвигалась на стуле, собираясь подняться.

— Вполне. — Он развел руками и поднялся сам, чтобы подать ей руку и проводить до двери. — Из военкомата вам скоро сообщат об их решении, можете не сомневаться.

«А она очень даже ничего, — подумал он, не отпуская еще ее пальцев и берясь за ручку двери, — если подумать да прикинуть, то вполне».

— Я надеюсь в скором времени, — сказал доверительным тоном, — сменить этот кабинет. — Он с насмешливой улыбкой обвел взглядом непритязательного вида стены. — В следующий раз, мадам, вы, наверное, пожалуете ко мне уже в Центральную наркологическую больницу. В кабинет главного врача. Есть такая, понимаете ли, перспектива.

— Но у меня только один сын, — возразила она с кокетливой усмешкой.

— А я думаю, мадам, что вам самой скоро может понадобиться толковый невропатолог. К тридцати-то годам пора бы вам уже и о себе подумать…

— Ах какой вы! — опять кокетливо засмеялась она. — А ведь мне уже почти сорок!

«Врет, — подумал он без всякого снисхождения к ней. — Минимум сорок пять, вон морщинки-то… А руки на что похожи?.. Но крепка еще, в теле, ничего не скажешь, небось и до сладенького охотница… Прописал бы я ей сейчас пару… рецептов…»

— Правда? Вот ни за что бы не дал! Прямо-таки превосходно выглядите! И поэтому я с величайшим моим удовольствием и полностью к вашим услугам. — Он небрежно вынул из кармана свою сверкающую лаком визитку и протянул ей: — Здесь и домашний телефон, мало ли, на всякий случай — нервишки вдруг расшалятся, сны нехорошие будут сниться, то, другое. А я, к вашему сведению, и гипнозом владею, и кое-какими новейшими американскими методиками… Теперь ведь модно иметь персональных врачей, верно? Ну… не смею вас больше задерживать, однако если что — звоните.

Доктор закрыл за дамой дверь и потер ладони так, что они «загорелись». И было отчего. Три посетителя — три тысячи долларов. Ну полторы придется отдать полковнику Скворцову из военкомата, который, собственно, и «подсказал» безутешным богатым родительницам выход из «тупиковой ситуации» с их отпрысками, подлежащими призыву в армию. Плюс к этому четыре выезда на дом для купирования абстиненции. Тоже порядка пяти тысяч. В общем, сегодня неплохой улов. Не такой, правда, как хотелось бы, но жаловаться грех. А если нет поздних посетителей, то вполне можно позволить себе и традиционное активное снятие напряжения в конце долгого трудового дня. И доктор снял телефонную трубку:

— Варенька, там на сегодня у тебя никто больше не предвидится?

— Никого нет, Вячеслав Сергеич, — откликнулась секретарша — с виду вроде бы еще девчонка, но вытянувшаяся уже, крепенькая такая, старательная и наивная до умопомрачения. «Иногда, между прочим, этот хорошо, вероятно, сыгранный наив бывает очень уместен», — с удовольствием думал доктор.

— Тогда посмотри, если Ольга Ивановна не очень сейчас занята, скажи, пусть зайдет ко мне с теми документами, которые она приготовила на подпись.

— Хорошо, Вячеслав Сергеич!

А вот Ольга, старшая медсестра, с широченными бедрами, тяжелым узлом черных волос, гордо оттягивающим ее небольшую красивую головку, и с пухлыми, карминно-красными, жадными губами, всегда отлично знала свое дело. И умела его делать, и любила, в чем он не раз убеждался и от чего вовсе не собирался отказываться и в дальнейшем.

Пока старшая медсестра шла, доктор Баранов смахнул со стола в ящик все бумаги, достал из сейфа начатую бутылку коньяку, пару рюмочек, блюдце с нарезанным и посыпанным сахаром лимоном и отнес все это на круглый столик за ширмой, перегораживающий его кабинет надвое.

Эта высокая ширма с яркими золотистыми и алыми китайскими павлинами, резко контрастирующая с почти стерильной чистотой довольно бедного кабинета, всегда вызывала интерес, особенно у таких посетительниц, которая недавно покинула его кабинет. За ширмой просматривалась довольно широкая кушетка — для осмотра пациентов. И отдельные женщины поглядывали на нее — доктор это нередко замечал — с откровенным любопытством, словно представляя себе мысленно, что на ней могло происходить в отдельные моменты врачебного осмотра. И ведь они не ошибались. Именно для этой цели и держал в кабинете эту кушетку за привлекательной ширмой главврач диспансера. На случай, который, бывало, и не подводил. Но, как говорится, за неимением гербовой пишем на обычной! И Ольга полностью и отлично подходила под это определение.

Она быстро вошла, с любопытством окинула взглядом кабинет, будто собралась увидеть что-то необычное, шумно потянула воздух ноздрями, раскрыла яркие свои губы в улыбке и, обернувшись к двери, заперла ее на два поворота ключа.

— Уже накалился, да? — спросила весело. — И что это у нее за духи такие?

— С чего ты взяла? — недовольно и деланно озабоченно отозвался он.

— А я ее видела. Ничего бабенка, старовата, правда, для тебя, но если раскочегарить, как ты умеешь… Не пытался еще? — словно нарочно заводила она его. — А что, очень советую попробовать! — И непонятно было — всерьез она говорила или просто шутила.

— Не говори глупостей, — будто пойманный на чем-то неприличном, несколько смущенно отозвался он. — Налей нам по рюмочке. — Он жестом показал за ширму.

— Слушаюсь, мой господин! — так же весело отозвалась Ольга и, вызывающе покачивая широкими бедрами, удалилась за ширму.

Короткое время там что-то шуршало, стукалось об пол, — видно, падали сброшенные туфли, потом резко заскрипела кушетка — это старшая медсестра заняла наконец привычное свое исходное положение.

— Иди, я налила, — послышался ее голос, и доктор Баранов, стягивая с себя халат и небрежно кидая его на ширму, отправился к Ольге.

Кушетка заскрипела еще резче и ритмичнее, послышались глубокие вздохи, обрываемые короткими всхлипами, больше похожими на сдерживаемые с трудом вскрики, а затем разом оборвались, будто обрезанные долгим и протяжным, но едва слышным стоном. И непонятно было, чей это стон — мужчины или женщины…

Дважды коротко прозвенели и резко прерывались телефонные звонки.

Скрип кушетки то возобновлялся, то скоро прекращался. Наконец, поддергивая и поправляя на плечах подтяжки, из-за ширмы появился доктор. Короткое время спустя вышла и старшая медсестра, застегивая на себе белый, тесноватый для нее халат. Она подала доктору пиджак и помогла надеть его в рукава, затем взяла со стола бумажную салфетку, послюнила ее и, подойдя вплотную к Вячеславу Сергеевичу, вытерла ею щеки и крылья его ноздрей, убирая следы своей губной помады.

— Так что ты утром намекал насчет дневного стационара? — спросила усталым, но деловитым голосом.