Мария Каллас не стала исключением из общих правил. Прославленная дочь огня и воздуха явилась в этот мир отнюдь не с крыльями за спиной; ее знаменитый земляк Юпитер, похоже, проспал этот момент на своем Олимпе и не соблаговолил разразиться громом в честь первого крика новорожденной. Однако греческая мифология обогатилась еще одним божественным персонажем. В том далеком декабре 1923 года мир даже не подозревал о том, что на небосклоне оперного искусства засверкала новая звезда.

Что же касается ее артистической карьеры, то это уже совсем другая история: Мария не смогла бы остаться в стороне от мира музыки, потому что это было ее божественным призванием. Если бы полковник Петрос Димитриадис не надел военный мундир, чтобы воевать на Балканах, а использовал по назначению данный ему от природы красивый голос, если бы его дочь Евангелия поступила так, как ей подсказывало сердце, и пошла в певицы вместо того, чтобы следовать правилам, установленным в буржуазном обществе, Мария Каллас, возможно, не достигла бы вершины славы или же избрала для себя совсем другую стезю. Однако историю не перепишешь заново. Особенно такую неординарную, как эта. В детские годы, вплоть до десятилетнего возраста, Мария хотела стать зубным врачом; можно ли всерьез подумать о том, что она могла бы посвятить свою жизнь пломбированию и удалению зубов?..

Полковник Петрос Димитриадис обладал весьма красивым голосом. Этот дар, совершенно бесполезный в тот момент, когда он отправился на войну, позже снискал ему особую популярность у подчиненных; во время двух Балканских войн его даже прозвали «поющим полковником». Прозвище малоуместное для старшего офицера, но во всяком случае свидетельствовавшее об упорном желании полковника приобщиться к оперному искусству. Почему было «поющему полковнику» не привить своим детям любовь к пению, в особенности старшей дочери Евангелии, мечтавшей об оперной карьере в то время, как на небе Европы собирались тучи, разразившиеся грозой в августе 1914 года? Однако полковник, который к тому времени был уже в отставке и продолжал радовать своим пением домочадцев, запретил дочери следовать своему призванию. Она отказалась от театральной карьеры, однако похороненная в глубине души мечта постоянно давала о себе знать. Позднее Евангелия сделала все от нее зависевшее для того, чтобы превратить своих двух дочерей в чудо-детей. И что самое удивительное — одной из них будет впоследствии рукоплескать Париж.

Евангелия обязана была соблюдать правила, установленные для девушек из добропорядочных семей, и ей ничего не оставалось, как выйти замуж, что она и сделала, больше из желания избавиться от опеки отца-полковника, чем по зову сердца… Георгиос Калогеропулос был вовсе не дурен собой — волосы с медным отливом, загорелое лицо, мягкий вкрадчивый голос. Помимо всего прочего, он окончил фармацевтический факультет в Афинах. Однако Георгиос был на десять лет старше Евангелии и происходил из бедной семьи, что наложило отпечаток на его характер, — он слишком бережно относился к деньгам и расставался с ними крайне неохотно. Наконец, подобно героям греческой мифологии, этот Казанова с Пелопоннеса был «мотыльком, который порхал с цветка на цветок», как позднее писала Евангелия.

Количество недостатков Георгиоса Калогеропулоса превышало в глазах полковника Димитриадиса число его достоинств. Отец девушки воспротивился этому браку с той же решительностью, с какой он мешал исполнению призвания дочери. И все же фармацевт перехитрил полковника: он расположил к себе остальных членов семьи настолько, что вскоре его стали принимать в доме на правах жениха, надеясь на то, что строптивый отец в конце концов капитулирует. Долго ждать не пришлось. Димитриадис был тяжело ранен во время Балканских войн; с той поры он пребывал на этом свете лишь благодаря воли к жизни. В 1916 году смерть одержала победу над ним. Не прошло и двух недель, как Евангелия и Георгиос, словно только того и ждали, соединились церковным браком с надеждой на лучшее, но, как покажет будущее, на худшее в этой жизни.

Однако в первые дни замужества Евангелия считала себя вполне счастливой. Молодые поселились на Пелопоннесе, аптека приносила Георгиосу приличный доход. Семья жила в просторном доме, откуда открывался восхитительный вид на живописные окрестности, которыми так богата Греция, где древностью дышит каждый камень. По вечерам Георгиос предавался воспоминаниям о былой славе предков. Однако произведения Гомера, подвиги Агамемнона и Ахилла не долго волновали воображение Евангелии. Ее мысли были заняты другим. Она жаждала славы, роскоши, блеска… Всего того, чего не мог предложить ей простой сельский аптекарь…

Вскоре Евангелия раскусила характер своего мужа: за улыбкой провинциального обольстителя не скрывалось ничего, кроме пустоты и полного отсутствия честолюбия. Она замкнулась в себе; постепенно Георгиос, которого она выбрала себе в мужья по необходимости, становился совершенно чужим и безразличным ей человеком. Несмотря на ожидание ребенка, у молодой женщины оборвалась с мужем духовная и сердечная связь.

Что касается Георгиоса, то он, заметив охлаждение супруги, вернулся к своему любимому занятию — ухлестывать за каждой встречной юбкой. Вот в такой семейной атмосфере у Евангелии родилась 4 июня 1917 года первая дочь, которую окрестили Синтией; впоследствии это имя будет переиначено в совсем не греческое имя Джекки. Евангелия, так же как Георгиос, мечтала о мальчике; Синтия-Джекки была воспринята родителями, по крайней мере вначале, как временный подарок судьбы в ожидании мальчика, которым надлежало обзавестись каждой греческой семье. Три года спустя на свет появился этот долгожданный ребенок, и вместе с ним в семейство Калогеропулос пришла беда.

Аптечное дело Георгиоса Калогеропулоса процветало; финансовое благополучие развязало ему руки, и он, пустившись во все тяжкие, стал изменять законной жене направо и налево. Евангелия отнюдь не пребывала в неведении, однако, несмотря на громкие скандалы, которые она частенько закатывала своему неверному супругу, относилась к его изменам, как к неотъемлемой части традиционной восточной семьи: чем больше Георгиос ходил на сторону, тем усерднее Евангелия занималась домашним хозяйством, хотя у нее было достаточно прислуги.

Наконец на свет появился долгожданный сын Вассилиос. Его рождение, казалось, должно было сблизить супругов в хлопотах вокруг колыбели. Любовь к новорожденному сыну, возможно, могла разжечь огонь давно угасшего семейного очага. Увы! Похоже, что сама судьба вынесла этой семейной паре свой приговор: Вассилиос в трехлетнем возрасте стал жертвой эпидемии тифа, которого так опасались в те годы. «Мне казалось, что мое сердце умерло вместе с ним и я никогда больше не воскресну», — сказала впоследствии Евангелия.

Георгиос страдал не меньше супруги. Ради Вассилиоса он отказался, или почти отказался, от своего волокитства; теперь же он предался любимому занятию с удвоенной энергией. Если раньше Евангелия смотрела сквозь пальцы на неверность легкомысленного супруга, то теперь попросту возненавидела его. Смерть ребенка уничтожила последние остатки сердечной привязанности между супругами. Однако в греческой семье не принято разводиться, особенно в те далекие двадцатые годы, когда семейными правилами, а вовсе не желаниями руководствовались муж и жена. Евангелия подчинилась устоявшейся традиции, похоже, без особого отвращения, поскольку в июле 1923 года она вновь ожидала ребенка. Вдруг Георгиос сообщил ей, что продал свою приносящую доход аптеку и собирается отправиться на постоянное жительство в Америку вместе с женой, дочерью и всем семейным скарбом. Калогеропулос принял это скоропалительное решение, не посоветовавшись с супругой, даже не сочтя нужным предупредить ее заранее. Каким чувством руководствовался глава семейства, отважившись зарезать приносившую золотые яйца курицу, отказаться от безбедного существования и втянуть нелюбимую к тому времени жену вместе с пятилетней дочерью в авантюру, связанную с переселением в Новый Свет? Впоследствии Евангелия призналась в воспоминаниях, что так и не смогла постигнуть тайну столь неожиданного решения мужа.